Команда Света 11-22
Портал вознесения. Форум Духовного роста и СамоСовершенствования.
Сайт-агрегатор эзотерических знаний.

Осознавание Землей себя в Любви, Блаженстве, Свете и Гармонии является ее ЕСТЕСТВЕННЫМ природным состоянием.Она ВЕРНУЛАСЬ к нему.И она распространяет это состояние ВОКРУГ СЕБЯ,
дабы образовать то Пространство, которое образовать и было ей предназначено.

Пространства выворачиваются так, чтобы Жить в Идиллии и Гармонии –ВЕЧНО РАЗВИВАЮЩЕЙСЯ Гармонии Осознающих Себя в Любви и Свете,Творящих Себя и прорывающихся в новые пространства в Любви, Свете и Гармонии тем путем, который им предназначен.

То, что сейчас происходит с некоторыми Душами,возможно, пугающе, но оно ПРЕКРАСНО.

Ибо это – НОВОЕ Предзнаменование, Осознавание и Состояние ТВОРЕНИЯ Себя в новых пространствах –
пространствах еще не освоенных,пространствах, которых еще не было,и пространствах, которые еще только-только начинают заполняться Светом и Гармонией, Любовью и Жизнью Изначальной :Жизнью, которая сможет Осознавать себя в Любви и Свете,которая сможет Творить Себя в Свете и Любви
и которая сможет идти путем Гармонии, развиваясь и гармонизируя себя всё больше и дальше –
настолько, насколько возможно в Осознавании Абсолюта.

Путь всей Гармонии бескраен, Бесконечен, Возможен и совершенно Прост,ибо Гармония Бытия - бесконечная и бескрайняя, безбрежнаяи полная Осознания, Любви, Света и свободного Творения Самой Себя –дана в Осознавание этому пространству как естественное течение,как естественный путь, как естественное предназначение,идущее в ногу с творением последующих пространств.

Гармония Бытия творится делами Осознанных личностей,Творится выбором, осознанным и проверенным Сердцем и творится в Духе Света и Любви

И каждый шаг нового существа, стремящегося познать Путь Богочеловека, ВАЖЕН.
И каждый шаг будет выверен той Гармонией, в котором они живут и творят Себя.

Возможно, это сложно понять и принять сразу.Но больше НЕ БУДЕТ Возможности и Пространства Иллюзии.

И поэтому каждый шаг будет даваться с трудом –ибо этот труд и есть ТВОРЕНИЕ СЕБЯ в Осознавании.
Это – труд Души, которая Творит Себя САМОСТОЯТЕЛЬНО,не опираясь на чужие шаблоны, иллюзии и рамки,на чужие костыли, которые теперь не нужны ей – ибо Душа САМА ОСОЗНАЕТ СЕБЯ в Своем Творении,в Своем гармоничном развитии, в Своем Пути и в Своем Предназначении.

И каждая Душа, данная нам в Осознавание в этом Новом пространстве Нового Абсолюта,
Творит Себя Самостоятельно,Творит себя свободно, выбирая свои Пути САМА и отвечая за результаты своих действий ПЕРЕД САМОЙ СОБОЙ.

Каждая Душа видит свой Путь и знает его.

Каждая Душа творит в себе БОГОЧЕЛОВЕКА –ибо она Знает, что ее Путь и Предназначение ведут к нему,
и сквозь него, и дальше.и больше Света, Любви и Гармонии,и больше Возможностей Бытия
и Осознавания этого Бытия В СЕБЕ.

Это бесконечное движение теперь - по праву данное Каждому,и оно возможно для Каждого в этой бесконечности Саморазвития Абсолютаи саморазвития каждой Души внутри него..

Каждая Душа, сотворенная Абсолютом, теперь имеет возможность Творить Себя одночасно, самостоятельно и Творить Себя своими собственными усилиями,не опираясь на разум иллюзии,
не опираясь на штампы сознания ума и не опираясь на возможные запреты, которые когда-либо приветствовались внутри мира иллюзий,из которого МЫ ВЫШЛИ ВСЕ –вышли, дабы сотворить себя В РЕАЛЬНОСТИ, распространяющейся внутри Абсолюта –в реальности Света, Любви, Гармонии,реальности Пути Творения, реальности Жизни –жизни Совершенной,жизни Осознанной,жизни, которая Свята
и которая дана в осознавание Каждому, как Божественная частица, как Божественный Дар Жизни, которая дана Каждой Душе КАК ЕЁ ПУТЬ –

ПУТЬ СКВОЗЬ БЕСКОНЕЧНОСТЬ БЫТИЯ.

Эта весть с очень сложной стилистикой... но она -ответ на те события, которые происходили с вами в последние дни..Вчера был пик, эпогей, накал.. многие из вас описывали свои ощущения и спрашивали нас, что же происходит..Постарайтесь воспринимать этот текст не только умом, но и сердцем..и понимание происходящего придет.. быть может, постепенно, но придет..

основная проблема непонимания - это то, что единицы пока могут слышать язык Сердца,а Душа. как известно, в Сердце и пребывает.Человек же вкупе представляет из себя Тело, Душу и Дух..
И именно Души - всех и каждого - уже заняли свои новые пространства в Реальности, и они готовы творить..Они ждут и зовут вас ,ждут, когда вы, наконец, в равенстве и единстве примете в компанию Духа и Тела свою собственную Душу.

Буквально перед тем, как мы получили эту информацию, мне позвонил Юра Тихоньких и стал рассказывать, что ему было видение, как множество душ вошли в новое пространство - пространство реальности, и каждая душа заняла в этом пространстве свое по праву место...
но пока эти души совершенно не понимают, что делать, куда идти, как думать..

РАСЦВЕЛ АЛМАЗНЫЙ ЦВЕТОК ОСОЗНАННОСТИ -так Юрий назвал это явление.

Это вкратце.. на самом деле, рассказ был очень долог и ярок..Я попросила его описать, а может быть и зарисовать увиденное..несмотря на то, что отобразить это явление очень сложно..

Дело в том, что все эти газовые планеты больше излучают энергии, чем получают от Солнца. Это давно известно нашей земной науке. Но почему подобное происходит, никто толком не знает. Например, Юпитер отдаёт в наше, по сути, трёхмерие в четыре раза больше энергии, чем получает от светила. Что только на эту тему не говорят, некоторые учёные заявляют, что Юпитер якобы готовится стать звездой. Но тогда получается, что и Сатурн, и Уран тоже собрались вспыхнуть звёздами? Понятно, что такого быть не может. Тогда откуда берётся энергия? Чего только на этот счёт не придумывают наши физики. Но толкового объяснения как не было, так и нет. А ведь догадаться совсем не сложно. Достаточно вспомнить теорию вселенского эфира великого Максвелла. Но эту теорию в XX веке благополучно забыли. А зря.
На самом деле эфир гиперпространства существует. Только здесь не частицы или какие-то сверх короткие волны, а поля кручения, их ещё называют торсионными, которые посредством порталов, проходящих через газовые планеты-гиганты, проникают в наше трёхмерие. Но здесь у нас торсионные поля, несущие информацию, превращаются в энергию.
— Получается, что дальше, за Марсом, расположены миры четырёхмерия и пятимерия, и в них плавают планеты типа Юпитера?
— Не совсем так, юноша. Всё сложнее. И наши Предки это хорошо знали. Они использовали пятимерное пространство для своих путешествий. Потому что там нет ни пространств, ни времени, ни массы. Можно перемещаться от звезды до звезды практически мгновенно. А теперь вернёмся к магии рун. Что она собой представляет?
Руны — это своего рода материально-информационные ключи. Они созданы самой природой и переданы носителям высшего сознания для работы с многомерием реальности. Их силовые поля связывают все сферы гиперпространства в одно целое и позволяют сознанию человека выйти на тот или иной уровень мерности.
Теперь ты понимаешь, как важно пройти рунное посвящение?
— Но ведь о рунах много написано в книгах.
— Всё это ерунда на постном масле! Ты будешь только тогда знать руны, когда они тебе сами о себе расскажут.
— Интересно! Ты меня, прямо скажу, заинтриговал!
— Вопрос в том, выдержит ли твоё здоровье? Рунное посвящение особое. Помнишь, как Одина подвесили вверх ногами на древе мира?
Наутро, когда вся наша компания уехала, он усадил меня напротив себя за стол и, взяв в руки карандаш, сказал:
— Сейчас тебе нужны конкретные техники работы со своим сознанием. Его надо подкорректировать. Выйти на другие, более высшие уровни. Поэтому мы начнём с тобой с элементарного. С изучения психики человека.
— Мне кое-что на эту тему пасечник рассказывал.
— Не всё, я его школу знаю. Сам её проходил. Поэтому слушай.
Первый уровень видимый, он лежит на поверхности, это наш ум или эго. Его мы вполне осознаём. Именно он ведёт нас по жизни в данной инкарнации. Банк опыта прошлых инкарнаций, или жизней, находится в глубинах нашей психики. Важно то, что Он имеет своего рода общий знаменатель. В виде собственного сознания. И не всегда оно согласно с сознанием нашего эго. Очень часто возникает противоборство, и тогда инкарнационное сознание становится врагом нашего «я».
Но есть ещё два вида сознания.
Одно известно в науке как подсознание. Что оно собой представляет? Это особый уровень нашей психики, который в основном отвечает за сохранение физического тела. Сознание подсознательного тесно связано с инкарнационным банком и часто с ним взаимодействует. В науке эти два вида сознания обычно смешивают в одно целое.
Последний же вид сознания — высшая часть нашего психического, которая взаимодействует с многомерной сущностью.
С той самой, которая пронизывает на всех уровнях гиперпространство и которая связана с информационными потоками.
Но есть одна тонкость. Вот какая: почему наша многомерная сущность находится одновременно на всех уровнях? Потому что есть общий канон Мироздания, который гласит, что информация при переходе из одной мерности в другую теряет свои свойства и превращается в энергию. Человека же, как часть Создателя, интересует, прежде всего, информация.
Именно по этой причине человеческая сущность и проходит через гиперпространство. Сверху донизу.
На чём же базируется человеческое сверхсознание?
На том психофизическом механизме, который на востоке известен под названием ахаратного столба. Давай вместе его вспомним: самое нижнее первое ядро, отвечающее за измерение, — ядро красного свечения. В Индии его называют муладхарой, а у нас ядром Перуна.
Второе измерение курирует оранжевое ядро, или по-индийски свадхастану. У нас оно зовётся ядром Велеса.
Третье измерение, где собственно и пребывают наши тела, курируется манипурой, или центром Даждьбога. Этот центр напрямую связан с Солнцем, и он такой же жёлтый.
За четвертое измерение отвечает зелёный центр единства и связи всего многомерия. Потому он и называется центром Лады. От слова ладить.
За пятое измерение ответственен горловой центр и частично эпифиз. Он голубой.
За шестое, седьмое, восьмое и девятое измерения отвечает шишковидная железа или центр огня Сварожича. Он, как ты знаешь, синий.
— Про восьмое и девятое измерения слышать мне не приходилось, — сказал я.
— Восьмое представляет собой недифференцированный поток Сварога, а девятое — чистую информацию, фактически сознание самого Рода.
Теперь ты понимаешь устройство человеческой многомерной сущности. Я думаю, тебе понятно, что каждое ядро связи или сознания находится, если можно так выразиться, в своём слое многомерия! А теперь давай немного отвлечёмся. Вспомним, что мы живём в мире левополушарных биороботов. Скажи мне, какими измерениями и какими ядрами сознания эти люди пользуются?
— Ясно какими, — вздохнул я. — Тремя нижними. И осознают они только материальный план трёхмерия.


— Ты сказал правильно! Такие люди не воспринимают вектор времени. Но нам пришлось отвлечься, хотя отвлеклись мы с тобой не зря. Теперь ты знаешь, как устроена многомерная человеческая сущность. И почему человек способен воспринимать идущую к нему информацию от высшего. Теперь давай поговорим об управлении своей психикой и контроле над здоровьем физического тела. Что у нас отвечает и за то, и за другое? Сознание нашего подсознательного, связанное с сознанием инкарнационного банка. Но инкарнационный банк нас пока не интересует. Значит, остаётся одно — подсознание.
С ним и будем работать. Вопрос, как? Во всяком случае не так, как пишут в популярной литературе многие психологи. Чтобы подсознание подчинилось требованию человека и пошло ему навстречу, мало одних пустых слов, не подкреплённых силой образов. Подсознание надо раскачать. Оно крайне инертно. Как же это сделать? Надо всего-навсего использовать для этого силу своего сознания. Того самого, которым человек пользуется в данной своей инкарнации. Что мы делаем? — посмотрел на меня ведун.
— Берём своё сознательное и погружаем его в глубины подсознательного. И там, в слоях последнего, создаём наполненные силой образы. От наших слов и образов, да ещё внутри себя, подсознание человека отмахнуться не в состоянии. Оно очень скоро примет установку сознательного, и его маховик заработает.
Вооружившись огрызком карандаша, волхв нарисовал сферу на неизвестно откуда взявшемся клочке бумаги, а потом показал стрелкой путь сознания в глубины человеческого подсознательного.
— Легко нарисовать, — покачал я головой. — Но как такое сделать?
— Главное понять механизм, а с входом как раз всё просто, — улыбнулся жрец. — Дело в том, что любой образ полёта к облакам или падения вниз, погружения на дно реки или моря, автоматически погружает наше «я» в область подсознания. Это очень простой приём, но мало кто в социуме о нём знает. Потому психика наших людей и совершенна, что они с детства умеют заставлять своё подсознание служить себе.
Закрой глаза и представь, что ты поднимаешься на самолёте или дирижабле в небо. Но если не хочешь вверх, можешь опускаться вниз, куда-нибудь в шахту. Разницы нет. Потом надо задержаться и произнести своему подсознанию кодировку.
Можно, конечно, словами, но лучше образами. Образы — его язык! Оно их скорее примет. Только запомни, подсознание не воспринимает юмора и не признаёт отрицаний, вроде «нет» или «не».
— И что же можно потребовать от него? — спросил я.
— Всё, что угодно. Подавить болезнь тела, изменить черты характера, чему-то быстро научиться. Тут всё зависит от того, что тебе надо. Но это самое простое, что ты должен вскоре освоить. Думаю, здесь тебе всё ясно и понятно. Так?
— Кажется, да, — кивнул я.
— Мне хочется научить тебя общению с животными, растениями и даже с неживыми предметами. Это твой ликбез, и ты должен его пройти. Но сначала немного теории. Как ты думаешь, что находится между электроном и протоном? Например, у того же атома водорода?
— Пасечник мне говорил, что информация, — припомнил я.
— Всё верно, информация. Так вот, есть закон психофизики. Чтобы не пронизывал информационный поток, во всём, я имею в виду всё неодушевлённое, возникают мыслеформы.
Так что древнерусские и древнегерманские сказки рассказывают правду.
— Ты о чём?
— О том, что люди в древности спокойно общались с оружием, различными вещами, камнями, реками, небом, звёздами, короче, с чем угодно.
— Неужели кое-кто и сейчас это может?
— А ты спроси у дочерей Добрана, они тебе скажут. Это, кстати, легко! Было бы желание. Тем более после включения в сураде высших сфер сознания.
— Выходит, что дело не столько в мозге, сколько в чакрах или ядрах сознания? — удивился я.
— Наконец-то до тебя дошло, — улыбнулся жрец. Именно в них. А правая половина мозга — это всего лишь своеобразный компьютер, на который идёт информация из многомерности или гиперпространства. Но вернёмся к нашему вопросу. Мы выяснили, что каждый неодушевлённый предмет имеет свои мыслеформы. От чего они зависят? От частоты вибрации данного предмета. А теперь вспомним суть правила частот! Что говорит этот общий канон Мироздания? Что подобное воспринимается подобным. И никак иначе. Так?
Я кивнул.
— А теперь ты должен узнать свои собственные способности. Дело в том, что человек имеет настолько гибкое сознание, что способен изменять частоту сферы своего восприятия в зависимости от объекта, с которым намерен общаться. Но это делается не на ментальном плане, а на астральном. Эмоции тоже несут информацию, через них и идет общение. Главное — настроить частоту сферы своего восприятия на частоту нужного тебе предмета. А потом всё идёт автоматически. На чувственном плане начинается перенос информации. И теперь задача ментала — разобраться в астральном. Это уже не так сложно. Хотя и требует кое-каких навыков. Со зверями и птицами, да и с другими живыми созданиями общаться ещё проще. Просто надо знать одно правило: они слов человека не понимают, но легко считывают его эмоциональный настрой.
Поэтому, чтобы зверь тебя понял, надо выйти на его частоту. Вот и всё. Для этого ты с ним говоришь словами, но не для него, а для себя, точнее, для своего же настроя на частоту психической вибрации того, с кем общаешься. Помнишь, Дерсу Узала разговаривал с тигром? Слов огромная кошка не поняла, но по состоянию эмоционального типа человека она установила, что люди ей не враги и ушла с тропы экспедиции.
Понял меня?
— В общих чертах.
— Достаточно. Займёшься практикой, и всё станет на место. А теперь давай немного отдохнём, посидим, попьём чаю, и я тебе поведаю принцип управления биологическими часами человека.

Технология управления биологическими часами


— Теперь ты знаешь, что сознание можно превратить в инструмент для достижения тех качеств, которые тебе необходимы, – начал очередную лекцию белый волхв, когда мы закончили свою скромную трапезу. – Собственно, час назад мы подробно разобрались с медитацией программирования своего подсознания. Ты должен знать, и это важно, что ценность медитации не в обнулении сознания, всего ментального и астрального, а в том, чтобы поднять сознание на более высокий уровень. Это наш северный путь и другого мы не признаём. Время должно тратиться по назначению, а не впустую. А теперь перейдём к инкарнационному банку. Ты когда-нибудь задумывался, почему мы не помним прошлых своих инкарнаций?
— Задумывался.
— И что на этот счёт скажешь?
— Уверен, что о прошлом лучше не знать.
— Всё верно, лучше о нём не помнить. Но вот беда, мы о своём прошлом хотим того или нет, но всё равно помним.
Только не на ментальном плане, а на астральном.
— Интересно! — почесал я затылок.
— Да, интересно! В ментальный план опыт прошлых наших инкарнаций переходит только при крайней необходимости и посредством сновидений. Видя во снах своё прошлое, мы получаем ответ, как поступить в настоящем. Именно так безболезненно для нашей психики и передаётся инкарнационный опыт прошлого. Иначе нельзя. Тут от воспоминаний о событиях одной жизни порой можно сойти с ума, страшно представить, если в сознание ворвётся весь багаж инкарнационной жизни! Это для психики человека настоящая катастрофа! Только дозировано и небольшими порциями, и только когда знание о прошлом человеку необходимы.
— Скажи мне, — посмотрел я в глаза белого мага. — Зачем современные неоязычники, точнее, их волхвы, возвращают людей к их прошлым жизням?
— Волхвы, говоришь? — улыбнулся сквозь бороду хранитель.
— Чтобы стать волхвом первого уровня, надо к этому иметь определённые способности и учиться не менее тридцати-сорока лет. А насчёт пробуждения памяти прошлых инкарнаций… Это всего лишь ловкий трюк, выкачивание из людей денег. Игра на эго тех, кому хочется припомнить, что в прошлом он был архикрупным воином или даже жрецом.
Хочешь убедиться, что я прав, спроси всех этих эгоистичных недочеловеков об их прошлых жизнях и сам удивишься, что все они окажутся боярами, князьями и даже жрецами. И не найдёшь ни одного холопа или неприкасаемого. Как известно, спрос рождает предложение. А эгоистов и пустых людей у нас море. И им всем хочется почувствовать себя особенными.
На этом всё и строится. Но давай вернёмся к теме. Сначала я познакомлю тебя с такими знаниями, которыми ты можешь легко поделиться с кем угодно. И тебя поймут. Это основы управления своим здоровьем, а значит, и долголетием. Многие вещи ты знаешь от того, кого называешь пасечником, и от Добрана Глебыча.
Речь идёт о двух самых лучших лекарствах, которые вырабатываются организмом человека. Это гормон роста и тестостерон — мужской половой гормон. И тот, и другой гормоны в большом количестве вырабатывается во время роста организма. Но вот рост организма закончился, и гормональный фон сразу стал другим. И хотя иммунная система ещё справляется с болезнями, восстановление организма идёт очень медленно и нехотя. Почему? Из-за гормонального дефицита. К сорока годам у обычного мужчины тестостерона становится на 70% меньше, чем у двадцатилетнего мужчины, а у женщины его совсем не остается. У неё и эстрогена не остаётся. И это на фоне того, что гормон роста организмом вырабатывается только в экстренных случаях. Когда человек перенёс травму, и нужно восстановить утраченные ткани. Его синтез теперь зависит от генетического кода, но не от молодости и воли человека. Возникает вопрос, как заставить организм человека жить многие десятилетия в условиях постоянного синтеза обоих гормонов? Ответ тебе известен: надо заставить организм пребывать в ритме серьёзных физических нагрузок.
По этой причине на Руси Великой, начиная с орианских и бореальских времён, были придуманы сотни всяческих игр. Все они представляли собой различного рода соревнования. Это и бег с мешком песка за плечами, и ползание с жерновом на спине, и игра в лошадку, когда один вёз другого, и различные виды борьбы… Много всего к этим играм, а по сути, соревнованиям, приходилось готовиться годами и даже десятилетиями. Базисом для такой подготовки была работа с отягощениями и та статика, которую ты проходишь в домашней школе физической подготовки Добрана. Заметь, все эти дыбы на тренажёре придумывались самим народом. И не как воинская подготовка, а как тренировка к играм на праздники, чтобы не опозориться и отстоять честь своей семьи, рода и племени.
Думаешь, зачем старейшина тратит на тебя столько времени в плане общефизической подготовки и воинского искусства?
Раз ты у него, значит, часть его семьи. Вот он и старается. Но я тебе показал внешнюю сторону процесса, внутренняя же состоит в другом. Постоянные тренировки заставляют организм человека вырабатывать оба нужных ему гормона. Поэтому, если к тебе обратятся больные, дескать, помоги. Запомни, что лучшее лекарство — это железные пилюли. Мощная физическая нагрузка на организм. Кстати, именно так лечил своих клиентов Гиппократ. Но чтобы управлять своим здоровьем, одних физических нагрузок и правильного питания мало.
Дело в том, что в человеке вырабатывается гормон старения.
И он делает своё дело. Остановить процесс энтропии можно только одним способом. Заставить свой организм вырабатывать этот гормон как можно меньше. А лучше совсем не вырабатывать. Как это сделать? Посредством волевого усилия и работы с образом. Вот мы и подошли к полевому медитативному процессу. Тут много способов образного воздействия.
Лучший из них — представить пустой сосуд, на котором написано, что это гормон старения. Но сосуд необходимо отождествить со своим телом. Понятно, что здесь действует магия отождествления. Но дело не в сосуде, а в содержании. Поэтому акцент мыслеформы образа должен быть не на внешнем, а на внутреннем. Точно таким же образом можно наполнить себя соматостатином — гормоном роста и тестостероном. Но лучше, если мощная образная работа будет сопровождаться ещё и тренировками. Это наш северный путь. На юге и востоке всё иначе, потому они такие доходные, эти тибетские и индийские йоги. Поставь радом с ними нашего Добрана.
— А что, ты считаешь старейшину йогом? — не поверил я услышанному.
— И его жён, и детей, и тебя тоже.
От такой информации я растерялся.
— Разве не так? Мощная работа сухожилий и мускулатуры. Плюс воинское, где каждое движение ведётся ментально.
И ещё работа с образами. Что это, если не йога? Налицо связь тела и духа.
— Но я с образами пока не работаю.
— Потому что ты начинающий йог. Если сравнить тебя и детей Добрана с теми, кто занимаются йогой в Индии, то все вы хатха-йоги. Думаю, что после нашей беседы ты превратишься в жнани-йога, а потом в йога высшего порядка. Но это потом, а пока слушай и запоминай.
Многие современные физиологи пришли к выводу, что старение организма человека происходит по причине того, что гипоталамус нашего головного мозга перестаёт создавать условия для гармоничной работы эпифиза и гипофиза. Такой дисбаланс в работе желез внутренней секреции и ведёт к старению. Взять тот же эпифиз, или шишковидную железу. Она какое-то время выделяет меланин — гормон молодости, но со временем количество его падает, и в организме начинает царствовать гормон старения.
Отдельно гормоном молодости некоторые йоги тоже занимаются. Но он не принципиален, если в организме достаточно гормона роста и тестостерона. Но то, что я тебе рассказал о гормональных изменениях, всего лишь следствие более глубинных процессов. А они, как ты понимаешь, генетические.
Именно генетика отвечает за биологические часы человека. По её команде и начинает беситься гипоталамус.
— Неужели можно как-то повлиять на генетику? — спросил я.
— А почему нет? — улыбнулся хранитель древнего знания.
— Всё дело в желании и умении. На генетику можно воздействовать по-разному. Но самый действенный и самый простой способ — это работа с глубинными уровнями своей сущности.
Не подсознания, а самой сущности, для которой тело является зондом в плотном материальном мире.
— Но ведь сущность человека многомерна? — открыл я рот от удивления. — Разве можно воздействовать на неё из трёхмерия?
— А почему нет? Всё достижимо! Для человека нет ничего невозможного. Главное — уговорить свою сущность сохранить тело, убедить её, что оно ей необходимо.
— А дальше что?
— Дальше начнётся новое старение, но ты всегда можешь запустить обратный ход своих биологических часов. В этом весь механизм. И так до бесконечности. Главное здесь — нравственность и ответственность перед сущностью. Тело и его сознание являются её инструментом. И он должен соответствовать. Понял суть?
— Только в общих чертах.
— Ничего, когда начнёшь практиковать эти техники, многое поймёшь по ходу дела.
А сейчас ты должен освоить медитацию работы со своей многомерностью, — хранитель взял в руки карандаш. — Смотри!
На клочке бумаги он нарисовал окружность.
— Перед тобой схема всего гиперпространства, — начал волхв свои объяснения. — Высший слой, лежащий сразу за границей окружности, — красный. Это измерение первое.
Здесь царство Перуна. Конечно, это условно, но так проще разобраться в многомерности. Следующий слой уже оранжевый. Это второе измерение. Царство Велеса. Потом идёт слой желтый. Здесь мир нашего Солнца. Им управляет Даждьбог.
Ещё глубже – зелёный слой. Тут царство Лады-матушки. За ней голубая сфера Стрибога, потом идёт синий океан Сварожича Семаргла. И последняя фиолетовая сфера самого Рода, информационный уровень Чернобога. В нём нет действующей силы, зато всё в потенциале. Это ты понимаешь?
— Твоя схема мне ясна, в ней нет ничего сложного.
— Кое-что есть! Я имею в виду её вершину, так сказать покрытие. Если представить сферу мячом, то на его поверхности надо изобразить тонкую золотую сетку. Она отображает наше сознание, то самое сознание, с которым мы уже работали, когда использовали его как инструмент воздействия на подсознание. С золотой сеткой разобрался?
Я кивнул.
— Тогда пошли дальше. Я начинаю объяснять тебе сам процесс работы, слушай внимательно: первое, что ты должен сделать, это избавиться от своего тела. Это уже не расслабление, как при обычной медитации, а переход тела в чистую информацию. Оно должно на время исчезнуть. Делается это так.
Сначала представляешь, что тело в микромире превратилось в точку, потом точка стала невидимой молекулой. Дальше перешла на уровень атома, а затем превратилась в нечто ещё более незримое, фактически, в информацию… Если ты работаешь со сферой, то это как раз её центр — царство обратной половины Рода, или, образно говоря, мир Чернобога. Но это только предварительный этап. Итак, тело перешло в информацию. Теперь настало время работы с сознанием. Мысленно собери всю его золотую сетку в маленький жёлтый золотой шарик. И проведи его через все сферы, начиная с красной и заканчивая фиолетовой. На границе фиолетового и ярко-белого останови. Именно от границ белого свечения, используя механизм своего эго, ты можешь войти в контакт с сознанием своей многомерной сущности, убедить её в том, что генетика твоего тела не соответствует реалиям и что тебе необходимо запустить биологические часы назад. Слова любые, но без «не» и без юмора. А лучше язык образов. Вот и весь принцип работы со своей сущностью. Скажу тебе сразу, сознание сущности ещё более инертно, чем у подсознания. Поэтому для его раскачки требуется время.
— А как насчёт образов? — спросил я. — Не представляю, что можно изобразить.
— Это как раз просто, — улыбнулся хранитель тайных знаний. — Представь время твоей жизни в виде линии от молодости к старости и пусти по ней точку отсчёта. А потом переведи эту линию назад. Получится что-то вроде синусоиды. И пусть точка отсчёта теперь движется в обратном направлении. Время идёт, а ты молодеешь. Всё понятно?
— Как всегда, в общих чертах, — сказал я.
— Не беда! Главное — знать принцип. Всё остальное приложится. Уже поздно. Нам надо успеть попить чаю и отдохнуть.
С этими словами белый волхв поднялся на ноги.
— А как же тело? Оно же у нас исчезло.
— А, ты вот о чём? Не знаешь выхода? Он всегда один и тот же. Запомни: как с входом в подсознательное, так и с работой в высших сферах, сначала выводишь назад золотой шар, опять строишь сетку и потом вызываешь образ своего тела.

Основа сверхконцентрации

Из уст хранителя всё звучит просто и ясно. Но везде, о чём бы он ни говорил, требуется дисциплина ума. Умение предельно концентрироваться. Вот это главное для человека. А всё, что он поведал, всего лишь различные формы действия концентрации. Надо бы его спросить, как добиться от своего сознания такого уровня концентрирования, который необходим для всего, что он передал мне сегодня.
С такими мыслями я незаметно для себя погрузился в глубокий сон.
Мои глаза открылись только утром от шума в избушке. Приподнявшись, я увидел, что ведун, стоя на коленях, растапливает печь. Он пожелал мне доброго утра, посоветовав выйти на улицу и поприветствовать восходящее светило.
«Та же самая традиция, — ответил я про себя. — Пасечник тоже здоровался с Солнцем. Но почему-то у потомков чуди напрямую со светилом общаются только жрецы и бояре, люди же первого сословия хоть его и любят, что видно из их поведения, но по утрам его не приветствуют. Значит, меня он считает человеком более-менее продвинутым».
Я вышел во двор, поклонился Светилу и, умывшись снегом, вернулся на своё место.
— Пока кипятится чай, мы можем кое о чём поговорить, — посмотрел на меня жрец.
— У меня возник вопрос, — подошёл я к столу. — Всё, что ты мне вчера рассказывал, ясно и понятно. Но все эти технологии требуют максимальный концентрации. Прежде всего, она является основным инструментом действа.
— Ты прав, так и есть. И умение концентрировать внимание является главной отличительной чертой второго сословия.
Ведь те техники, о которых я тебе рассказал, очень простые. В то же время, без умения концентрироваться они невыполнимы. Что ты должен знать о концентрации? Начинается она с простого внимания. Ты рассматриваешь какой-либо предмет, изучаешь его со всех сторон и находишь в нём каждый раз что-то новое. Но вот ты его изучил, и интерес к нему у тебя пропал. Предмет стал тебе не нужен. И ты переключился на другое. Такой вид концентрации — временный и поверхностный. Обычные люди только им и пользуются. Им его вполне хватает. Ты, я думаю, должен знать, что во время созерцания мы передаём часть своей энергии…
— Я это знаю.
— Вот и хорошо. Но эта сила передаётся визуально. Она действует только через глаза. Нас же должно интересовать другое. Мысленное погружение в предмет изучения. Попытка понять его суть. И не столько ментально, сколько напрямую — интуитивно или чувственно. Такое отношение к изучаемому предмету можно назвать первым уровнем концентрации. Второй уровень концентрации, когда информационно чувственный план начинает анализировать логическое, т.е. включается в действие не только правое полушарие, но и левое. Последнее же всегда выступает как дополнение к работе интуитивного. Оно проводит чувственную информацию через лексику в форму, доступную нашему сознанию.
Третий же вид концентрации принято называть сверхконцентрацией. Что он из себя представляет? Это когда человек, работая с предметом, воздействует на него не только посредством чувственного и ментального, но и через включение всей своей психической энергии. Фактически в такие секунды он сам для себя исчезает. Вся его сила передаётся предмету и удерживается в его границах. Заметь, я всё время говорю о гипотетическом предмете. Но если подобная концентрация будет осуществлена на образе, что получится?
Особенно сейчас, когда твоё сознание связано с силой всех пяти стихий?
— Думаю, что образ начнёт материализовываться…
— Не начнёт, а сразу же материализуется. Пасечник что-нибудь материализовывал при тебе?
— Да, он на моих глазах сотворил серебряную ложку и подарил её мне.
— Береги эту ложку, как зеницу ока, тебе пока не понять, какой ты получил подарок, но когда-нибудь поймёшь. Это не ложка, мой друг, это талисман, но разобраться в нём ты должен сам. Теперь ты понимаешь, какое тебя ждёт могущество, если ты освоишь сверхконцентрацию? Страшно даже представить! Но, слава Роду, далеко не всем людям дано постичь дисциплину своего ума. От природы не дано это эгоистам, подлецам и дуракам. А у тебя, — посмотрел мне в глаза белый волхв, — может получиться. Поэтому и послал тебя к нам наш общий учитель.
— Но с чего начать?
— Начинать надо всегда с нравственности, друг мой.
Я заметил, что жрец вот уже два раза подряд назвал меня своим другом.
«Значит, он мне доверяет», — подумал я.
— Да, доверяю! — засмеялся волхв. — Потому и раскрываю тебе знания, надо сказать, серьёзные. А начинать осваивать сверхконцентрацию надо с нравственности, потому что этот процесс в человеке контролируется его многомерной сущностью. Чем выше нравственность, тем больше способностей по усвоению техники сверхконцентрации. Одно с другим связано. Это своего рода закон. А насчёт самой технической стороны, я тебе уже поведал. В ней нет ничего сложного. Начни с удержания своего внимания в границах изучаемого предмета.
Потом сам догадаешься, что делать дальше. Запомни, всё зависит от твоего потенциала любви. Чем он будет у тебя выше, тем глубже ты продвинешься в постижении техники сверхконцентрации. Откуда такая зависимость, объяснять не стану.
Думаю, без меня догадаешься. Миром правит любовь. Что она собой представляет? Лад, связь, единство всего сущего! Вот и весь ответ.
— Единство человека и образа, так?
— Так-так! — засмеялся ведун. — Только мы с тобой забыли о принципе дыхания. У Богов востока оно стоит на одном из первых мест.
— Но ведь ты им владеешь?
— У тебя глубокое брюшное дыхание, как и у всех наших.
— Пока я не напрягаюсь, это так. Но мне хочется научить себя всегда, при любой нагрузке, дышать правильно, без сбоев.
— Так ведь ты и это знаешь. Мы только вчера с тобой разбирали, как работать с глубинами подсознательного? Дай команду своему подсознанию следить за твоим дыханием. Пусть это будет теперь его заботой, а не твоей.
Для себя оставь только самое важное в «пранояме», имею в виду полное дыхание, когда мысленно надо представить всё своё тело сплошными лёгкими. Но такое дыхание требуется не часто, так что, я думаю, ты с ним и сам справишься. Вот и весь ответ.
— Получается, что я получил ключ буквально ко всему?
— Фактически так! Если тебе удастся освоить всё, что от меня услышал, ты на самом деле станешь способен на любое.
Но если ко всему тому добавить ещё и рунное посвящение, то получишь знание жреца, хотя и до потворника тебе ещё очень далеко…

—А кто мне его даст? — невольно спросил я старика.
—Всё решится в лабиринте. Сакральное имя человека зависит от уровня его психики, отрок.
Но это потом. Сегодня у нас другая задача. Надо помочь Дашеньке. Ты включил её желание измениться. Но девушка держится только на волевом усилии. Надолго его не хватит. Надо убрать из глубин её бессознательного того, кто ей мешает… Садись, — показал ведун на кресло, — в ногах правды нет. Так, кажется, говорили наши Предки? — посмотрел он в глаза, и мне показалось, что в них блеснул какой-то еле заметный огонёк. Когда я сел на указанное место, сел и старик. — Ну что, так и будем молчать? — улыбнулся он мне.
—Я, право, не знаю, что и спросить! Вопросов тысяча, но никак не решу, с какого начать.
—А ты начни с первого, — подбодрил он меня. — У нас есть немного времени, так что не стесняйся.
Но, несмотря на простое и даже дружеское обращение ко мне хранителя, в том, что предо мной именно он, сомнений у меня не было, я продолжал мяться и медлить.
Первый вопрос, который пришёл мне в голову, был о том, правда ли, что в начале XX столетия он смог вместе с саамскими шаманами остановить процесс продажи Кольского полуострова Великобритании? Но задать его у меня не поворачивался язык. Прошло столько лет, почти столетия! А ведь тот белый русский шаман был уже тогда не молодым!
Пока я колебался, ведун с интересом меня рассматривал.
—Ну что, всё никак не можешь решиться? Так и спроси: это твоя работа — разрушение планов масонской ложи, которая пыталась подтолкнуть царя Николая к продаже английской короне нашей русской Лапландии?
—Ты тоже умеешь читать мысли? — удивился я.
—Дело нехитрое, юноша. Было бы желание, и ты это сможешь.
—А жить столько смогу, сколько ты? — сорвалось у меня с языка. — Сам не знаю, почему, но уверен, что тогда остановила сделку именно твоя воля.
—Моя, — кивнул головой старик. — А насчёт долгой жизни, всё от тебя зависит. Если будешь жить, как живешь сейчас, всё у тебя получится. Если сорвёшься, то пеняй на себя.
Никакие техники тебе не помогут. К тому же ты их скоро получишь. Они, в общем-то, непростые, но тебе ещё надо подтянуть психику…
А сейчас я хочу, чтобы ты научился изгнанию одержателей.
Тебе это в будущем пригодится. Как ты считаешь, сколько их в коконе у Даши? Ты только не думай, просто назови первую пришедшую в голову цифру.
—У меня в сознании двойка, — сказал я.
—Правильно! Вот и наш первый урок, — улыбнулся старик Белослав. — Запомни, если хочешь знать правду, иди в обход своего сознания и того, что у вас в науке называется подсознанием.
—Как это? — не понял я.
—А как сейчас дал возможность возникнуть образу и потом его озвучил. Здесь сработало твоё сверхсознание. За которое отвечает правое полушарие мозга. Похоже, всё, что ты сейчас можешь, дал тебе пасечник. Он подготовил твоё глубинное сознание для будущей активизации шишковидной железы.
Чем мы скоро с тобой и займёмся. А сейчас нам пора.
И запомни, всё, что скоро увидишь, никакого отношения к мистике не имеет. Ты на деле убедишься, как действуют законы психофизики. Той науки, развитие которой у нас на планете негласно запрещено.
С этими словами ведун легко поднялся со своего места и жестом пригласил меня следовать за ним. Когда мы вошли в соседнюю комнату, то увидели следующую картину: посреди неё стояла кровать. На ней, вытянувшись во весь рост, лежала Даша в своей белой рубахе, а рядом с кроватью, сложив свои могучие руки на коленях, восседал Добран Глебыч.
—Ну, что, старейшина, — посмотрел жрец на сидящего.
—Наше дело правое, победа будет за нами! Не смущаясь, ведун процитировал слова Сталина и остановился рядом с лежащей Дашей.


—Есть три способа избавиться от одержания, — повернулся старик ко мне. — Один самый простой и доступный — это воздействие на него посредством своей воли.
Другой, если одержатель имеет серьёзные психические якоря и постоянно подпитывается из энергопотенциала мага, требуются обращения к силе Предков.
К той силе, которая находится всегда рядом с Творцом. Значит, к совершенной и безупречной.
—А есть ещё какая-то другая сила? — вырвалось у меня.
Добран Глебыч, раздосадованный моим поведением, молча поднял руку.
—Есть, юноша, — невозмутимо повернулся ко мне белый волхв.
—Та, которая присутствует в нас. Её путь эволюции ещё не окочен. Именно благодаря ей, мы и связаны с миром ушедших.
Третий же способ избавления от мощного одержателя требует привлечения силы нашего звёздного эгрегора.
Необязательно всего, достаточно выйти на уровень одного из нижних центров, красного и оранжевого.
Через секунду старик протянул к глазам Дашеньки свою ладонь и мягко сказал:
—Закрой глазки и засыпай!
В тот же миг с интересом наблюдающие за действиями ведуна глаза девушки затуманились и медленно закрылись.
Через несколько секунд старый ведун, глядя на лежащую Дашу, спросил:
—Ты где?
—Я здесь, — раздался гортанный бас голосовых связок Даши.
—Знаешь, пришло тебе время уйти, неуважаемый. Хватит. Нагостился.
—Никуда я не пойду. И ты мне не можешь приказывать, — опять раздался странный голос.
—Тогда я тебя сожгу своим огнём, — поднял правую ладонь над лежащей девушкой Белослав. — Последний раз спрашиваю, уйдёшь ты или нет?
—Я не знаю, куда идти, подскажи… От твоей силы я потерял направление.
На этот раз бас духа показался мне не таким уверенным и наглым, как ранее. Было видно, что ему стало в энергоинформационном теле девушки неуютно.
—Куда мне податься, я не вижу пути, помоги мне, — снова раздался его голос.
—Ты забыл, что такое свобода. Уходи туда, где ты был до своего пленения. Чувствуешь мою силу? Иди на неё.
И ведун провёл свою ладонь от лица лежащей Дашеньки к её плечу.
—Ближе, не бойся. Вот и выход.
—Я его вижу, — на этот раз мы услышали шёпот духа.
—Уходи и запомни: ты свободен, хозяина у тебя больше нет. И ты никому служить не станешь, — напутствовал покидающего энергоинформационный кокон девушки духа ведун. — Вот он и на свободе, — через несколько секунд посмотрел волхв Белослав на нас. — Радуется, наверное. Но нам с тобой известно, что дух был не один, так? — окинул старик меня своим пронзительным взглядом. — Поэтому, поищем другого.
И ведун повёл своей ладонью над телом девушки. Глаза его в этот момент были полузакрыты и казалось, что он ничего вокруг не замечает.
—Вот я тебя и нашёл, и ты тоже хочешь на свободу.
— Не хочу! — раздался писклявый надтреснутый голос второго духа. — Не велено мне!
—Я тебе велю уйти! Если не захочешь, придётся тебя уничтожить.
—Я боюсь! — проскрипел устами Даши элементал.
—Тогда иди сюда! Зря пытаешься спрятаться в ногу, я тебя всё равно вижу.
—Куда?
—Вот сюда, где чувствуешь силу моей руки. Давай-давай! Ну вот, молодец! И ты свободен… Но запомни, что хозяина у тебя больше нет. И служить ему ты никогда не будешь.
Вот и всё. Оказалось, не так сложно, как думалось. А бабушку из деревни придётся приструнить. Она не только Даше сделала плохо, но и им, элементалам. Тоже мне, нашли себе покровителя. Оказаться в добровольном плену… Был бы я из колдунов, поселил бы обоих в хозяйку. Обычно чёрные маги в войне между собой так и делают. Вот бы она тогда поплясала. Ну что, Дашенька, пора тебе домой к папе. Он заждался, наверное, — повернулся ведун к лежащей девушке.
Услышав слова старика, девушка пришла в чувства. Она, раскрыв глаза, медленно поднялась со своего места.
—Ты, — повернулся волхв к старейшине, — уведёшь Дашу. Ей надо привыкнуть, видишь, она совсем бледная, а Гор останется со мной, у нас с ним состоится небольшая беседа.


Когда Добран Глебыч с бледной и немного пошатывающейся Дашей ушли, хранитель, посмотрев на меня, спросил:
—Ты понял, что произошло?
—Для меня всё это — сплошная мистика.
—Никакой мистики, юноша. Всё просто. Надо знать, что Мироздание представляет собой многомерную систему. И в каждой мерности есть своя жизнь. Вот и всё. А человек как сущность присутствует на всех его уровнях. Отсюда и могущество человека. С одной стороны, через физическое тело он связан с плотным миром, с другой, посредством информационного поля имеет связь с самим Создателем. Скажу больше, человек является составной частью Создателя, его, если можно так выразиться, информационно индивидуальным зондом в мире материального. Причём через все мерности.
—А сколько этих мерностей? — спросил я.
—Наши Предки работали с девятью. Три последние для них были — табу, недоступны.
—Значит, двенадцать.
—Для нас важны девять. Остальные для чувственного восприятия человека пока далеки. Но вернёмся к тому, что ты наблюдал.
Как ты уже знаешь, сущность человека многомерна. Именно по этой причине бабушка-колдунья из Ценогоры и пасётся в пятимерном пространстве. Каббалисты ещё называют его низшим астралом. Но такое определение не совсем точное. В нём обитают не только примитивные, наподобие тех, кого только что пришлось выдворить из информационно-силового кокона Даши. В пятимерном встречаются сущности и посерьёзнее, но речь не о них. Мы говорим о чёрных магах, в частности, о нашей бабушке. Так вот, все они проходят свои посвящения, обзаводятся знакомством с некоторыми сущностями. Понятно, что не с самыми сильными. И позволяют им, этим элементалам, проникать в наш четырёхмерный мир. Но с условием безоговорочного повиновения себе. Так как в нашем измерении энергии более чем достаточно, то элементалов особо уговаривать не приходится. И далеко не все они покидают наш мир после выполнения своей миссии. Этим я дал установку на уход.
Но некоторые неопытные специалисты по очищению человеческих душ от нечисти, забывают, что мир элементалов — пятимерие. И поэтому часть духов иного мира никуда от нас не уходит. Это плохо, потому что в поисках энергии они часто проявляют самостоятельность. Отсюда среди нашего населения встречается много больных, в том числе и психически. Это объяснение того, что ты только что сам видел.
И последнее: если хочешь обладать техникой очищения людей, да и животных, от сущностей пятимерия, овладевай знаниями и воспитывай в себе сильную волю. Об остальном я позабочусь. Но чтобы нам идти дальше, тебе необходимо пройти посвящение стихиям.
—Именно с этой целью я и приехал.
—Сначала посредством стихий заставим твой мозг работать, как следует. Позднее, это уже после праздника, пройдём рунное посвящение, а теперь марш домой.
Вернувшись в дом Добрана Глебыча, я никак не мог придти в себя от увиденного.
«Мистика это или нет? – вертелось в голове.» — То что Даша находилась под гипнозом, я понимал. Но всё остальное было за рамками моего восприятия. Уединившись в горнице, я ещё раз в своей памяти вернулся к увиденному. Старый хранитель попытался объяснить с позиции науки всё, что я наблюдал. Но, ни в какой науке о передвижении элементалов по многомерности я не слышал. Поэтому для меня вся эта процедура изгнания духов была тем же, что для папуаса транзисторный приёмник. Ничего научного. Сплошное волшебство.
И что ещё хуже, я ловил себя на мысли, что мне показали ловкий фокус. Ладно, со временем разберусь, — успокаивал я себя. — Тем более старик взялся за моё обучение, может, чему-то и научусь».

Г.А. Сидоров
«Хронолого-эзотерический анализ
развития современной цивилизации»
4 книга (стр. 581-586)
* * *

—Вот мы совсем недавно избавляли сознание Даши от одержателей. Кто они такие, эти два совсем не злых, но примитивных духа? Жители низшего пятимерия. Его ещё называют первым уровнем астрального плана. Ты наверняка слышал, что и шаманы, и многие маги связаны как раз с ним. Если залезть на более высокий уровень пятимерия, то можно с теми, кто там обитает и не справится, поэтому маги действуют там, где они сильнее. Вот и получается, что с виду милая такая бабушка, а связана она с силами, от которых кое-кому в нашей мерности достаётся. Пример тому — судьба нашей Даши.
Так вот, чтобы избежать всех этих пятимерных вселений, влияния деструктивной шаманской деревенской магии, надо объединить сущность человека с сознанием высших четырёх стихий. А если человек готов, то и с пятой стихией. Сознание четырёх высших стихий — это уже не низший астрал.
Всё намного серьёзнее, пятая же стихия позволяет сознанию человеческой сущности строить в материальном плане свои собственные миры. Это для тебя пока тёмный лес. Но придёт время, и в том, что я тебе сейчас сказал, ты тоже разберёшься.
Теперь ты понимаешь, что происходит с человеком во время его посвящения стихиям?
—Он напрямую, в обход низшего астрала, связывает свою многомерную сущность с сознанием четырёх земных стихий: со стихией земли, воды, воздуха и огня. И если, как ты говоришь, он готов, то и сознанием самой бесконечности!
—А теперь сам подумай, опасны для такого человека шаманы и маги, хозяйствующие в низших слоях астрала?
—Наверное, нет! Никакое вселение невозможно, если кокон контролируется сознанием стихий.
—Это закон и ты должен его запомнить. Но есть одно «но», юноша, — сделал короткую паузу ведун, — посвященному стихиям легко превратиться в чёрного мага.
—Что-то я не пойму!
—Всё просто: стихиям чужды понятия «добра» и «зла». Они превращаются в союзников человеческой сущности и служат ей, если требуется.
—Ну и что?
—А то, что любые намерения посвященного стихиям всегда сбываются. Понимаешь, о чём я?
—Смутно.
—Какой же ты непонятливый! Например, захотел ты, чтобы тебя полюбила королева Швеции, и очень скоро она тебя полюбит… Если, конечно, её сердце не отдано кому-то ещё. Понял?
—М-да! — поёжился я. — Короче, полное исполнение желаний! Но ведь это пахнет волшебством?
—Оно и есть. Весь вопрос в том, что ты хочешь? Всё делается на автомате: ты создаёшь образ желаемого. Хорошо его продумываешь и отпускаешь. Сознание одной из стихий, обычно той, которой твоя затея ближе по специфике, сама без тебя находит полевой коридор исполнения, и если у человека не хватает силы для реализации задуманного, добавляет свой потенциал. Представь, какая это мощь!
—А вдруг я захочу на Луну?
—Значит, туда и попадёшь! — засмеялся хранитель. — Теперь ты чувствуешь, какое бремя ответственности ты на себя скоро взвалишь? Чего бы ты ни захотел, достаточно создать яркий образ и отпустить ситуацию…
—Что значит отпустить? — не понял я.
—На время переключить своё сознание на что-то другое.
Всё просто. Но в то же время и сложно. Помнишь, анекдот про белую обезьяну?
—Помню! — засмеялся я.
—Для магических действий нужна тренированная психика.

Несколько раз я пытался выйти на загадочное озеро методом исключения. Работал с рамками и маятником. Но путь моему подсознанию преграждал какой-то запрет. Какая-то сила удерживала глубинное, внутреннее от контакта с моим сознанием.
«Что за чертовщина?! — думал я. — Железный непробиваемый блок! Несомненно, этот Чердынцев, или как его там, отлично знает, кто его ищет. Судя по тому, как я толкусь на одном месте, эзотерические возможности у него гигантские. Надо же, умудрился парализовать моё подсознание ещё до того, как я к нему обратился! Что же делать? — размышлял я над сложившейся ситуацией. — Ясно одно, что в таком сложном деле я смогу помочь себе только сам. И если не справлюсь, то на этом мой путь к знанию древних будет закончен».
От такой мысли меня бросало в жар. И я упорно искал выход. Наконец, мне пришла в голову идея снять код со своего инкарнационного глубинного с помощью стихии огня. Очищение я решил провести в дни весеннего равноденствия, в период, когда Солнце-Ярило набирает полную силу. Для этого я сложил во дворе дома довольно большой костёр. И, дождавшись, когда он прогорел, раскидал дышащие жаром угли по кругу. Потом войдя в изменённое состояние сознания, и обратившись к огню, как к партнёру и помощнику, я ступил голыми ногами в огненный круг. Пройдя по раскаленным углям несколько метров, я вышел на тротуар и взял в руки рамки. Но рамки и маятник мне не понадобились. Моему внутреннему взору открылась подробная карта Восточной Сибири, где красной огненной точкой светилось то место, которое я так долго искал.
«Ну, вот и всё! — поздравил я себя. — Дело сделано! Осталось туда добраться!»
Как я и предполагал, бывший куратор Курейки никуда с плато Путорана не исчезал. Он просто переехал на другое место. Поселившись у озера в пустынном труднодоступном месте, Чердынцев остался тем, кем он всегда был, — смотрителем севера, хранителем священных мест древних арктов. Только найти его стало намного сложнее.
— Теперь я знаю, где тебя искать! — обратился я мысленно к нему. — Так что, жди в гости.
-Ты примитивный балбес! — донеслось до меня из глубины бессознательного. — Придурок! Чтобы снять мою установку, додумался привлечь силу стихии!
— Ну и характер же у тебя! — покачал я головой. — Наверное, там, в горах ты скоро совсем озвереешь!
— Если до сих пор не озверел, значит, не озверею, — проскрипел тот же сварливый и неприятный голос. — Жду тебя в сентябре. И без хвостов. Разговор окончен.
— Почему в сентябре? — недоумевал я. — Там же у тебя, уважаемый, в августе холод собачий! Пока до озера доберусь, со здоровьем расстанусь! Там же двести километров сплошной тайги!
— Кретинам здоровье не надобно! — донеслось до меня еле слышным эхом.
«Ну и ну! — почесал я затылок. — Похоже этот Чердынцев, мужичонка серьёзный. А может, он спятил? С кем не бывает? Но делать нечего: «назвался груздем — полезай в кузов». Придётся готовиться в дорогу. Хотя бы для того, чтобы понять, что у него с головой, — успокаивал я себя. — Этот грубиян на Курейке четыре года общался со Сталиным. Уже потому Чердынцева надо непременно увидеть! Кто-кто, а он должен знать своего бывшего ученика. Мнение его имеет огромную важность. Если, конечно, он ещё в себе».
В середине августа я выехал в Красноярск. Ни чемоданов, ни большой поклажи у меня с собой не было. Весь мой скарб состоял из наполненного продуктами рюкзака, спального мешка, ножа, трёх десятков патронов и маленькой удобной «Сайги» четыреста десятого калибра. Чтобы не так бросаться в глаза, я сбрил бороду и надел тёмные старомодные очки. Добравшись до Красноярска на автобусе, я тут же поймал такси и через несколько минут оказался в Северном аэропорту. Когда-то из «Северного» я не раз летал в Байкит, Туру, Туруханск и Норильск. Здесь всё мне было знакомо. Поэтому, ни к кому не обращаясь, с видом человека бывалого, вразвалочку и не торопясь, я направился к кассам.
«Только бы меня никто здесь не узнал!» — думал я в тот момент. Бывшие попутчики, с которыми когда-то в этих стенах мне приходилось сутками дожидаться лётной погоды, сейчас были мне ни к чему. — Что я им скажу? Что продолжаю жить в Байкитском районе? Они, конечно, поймут, что это не так. Добрый десяток лет меня в «Северном» никто не видел. Сказать, что еду в гости к друзьям? Могут спросить, куда и напроситься в попутчики».
Мне не хотелось врать. И вообще, было такое желание, чтобы меня и не узнали, и не увидели. К моему удивлению в окружной центр билеты в кассе были.
— Вам один на Туру? — переспросила меня кассирша.
— Один, — кивнул я.
— Плохо, — вздохнула девушка. — Пассажиров совсем нет. Рейс могут отменить.
— Что ж, буду ждать, когда рейс всё-таки состоится, — улыбнулся я ей. — У меня нет выбора.
— В крайнем случае, у нас тут есть гостиница...
— Было время, мне приходилось жить в вашей гостинице неделями, — посмотрел я на кассиршу, забирая свой билет. — Так что не привыкать.
«Хуже всего, если рейс отменят! — заволновался я. — Торчать несколько дней в гостинице сейчас для меня самое последнее дело. Волей-неволей попадёшься кому-нибудь на глаза. А это плохо».
С тревожными мыслями я вышел на улицу и, зайдя в сквер, сел на лавочку. До объявления посадки оставалось целых шесть часов! Мне надо было как-то убить время. Наученный прошлым опытом эксплуатации воздушных северных дорог, я всегда клал в свой рюкзак пару нужных мне книг. С одной стороны, за чтением быстро летело время, с другой — была возможность спокойно, неторопливо и с удовольствием почитать. Но не успел я раскрыть книгу, как почувствовал в районе солнечного сплетения «ветер» тревоги. Отложив книгу, я огляделся. Вокруг того места, где я сидел, на расстоянии десяти метров не было ни души. Сунув книгу в рюкзак, я поднялся, но вдруг какая-то внутренняя сила меня резко развернула, и я оказался лицом к лицу с одетым в джинсы и камуфляжную куртку человеком. Лица неожиданного гостя я не разглядел, увидел только его глаза. Они излучали взгляд, полный ненависти и решимости. Доля секунды и обладатель злобных глаз оказался совсем рядом, а в руках его мелькнули две длинные спицы. Не встань и не повернись я вовремя, удара спицей в затылок мне бы не миновать. Теперь ситуация для нападающего несколько осложнилась. Я его видел и ждал нападения. Сделав несколько виртуозных, быстрых обманных движений, человек в камуфляжной куртке разразился серией практически невидимых ударов.
«Если попадёт, мне конец», — пронеслось где-то в сознании.
То, что передо мной был мастер воинского искусства, я понял по первым же его движениям. Уйти от такого шквала ударов было сложно. Особенную трудность представляло удержание противника на дистанции. Буквально улетев с линии атаки, я, наконец, сумел разглядеть лицо незнакомца. Передо мной был человек другой расы.
«Так ты, оказывается, китаец или кто-то в этом роде? — оценивая взглядом своего противника, удивился я. — Непонятно, откуда у тебя ко мне такая ненависть? Может, с кем-то перепутал?»
Сотую долю секунды кореец или монгол исподлобья вглядывался в меня, потом его тело мгновенно превратилось в крутящийся волчок. Удары рук и ног бешеным шквалом снова понеслись в мою сторону. Когда-то на занятиях воинским искусством мой наставник много раз повторял:
— Мы не пользуемся догматическими стойками, Гор, мы быстро двигаемся. Именно от скорости нашего движения зависит победа. Чем ты быстрее передвигаешься, тем ты сильнее. Помни это.
И хранитель гонял меня палкой, а иногда и кнутом до полного изнеможения. Заставляя уходить с линии атаки на немыслимых скоростях. И вот сейчас эта школа мне пригодилась. Не будь её, через секунду-две мне бы пришёл конец. Наконец, уловив начало новой атаки, я сделал «вход».
«Только бы тебя коснуться! — думал я в то мгновенье. — Провалишься — тебе конец».
И нападающий провалился. Провалился на тысячную долю секунды. Но этого было достаточно, чтобы моя левая рука, обойдя по кругу, обрушилась на его висок. Тем временем, правая, захватив руку клином ладони, ударила по кончику носа. Теперь можно было нанести сколько угодно ударов. Но я, отскочив в сторону, огляделся. Холодок в солнечном сплетении подсказывал, что противник не один, с ним еще кто-то есть. И я не ошибся. Из-за куста сирени на площадку перед скамейкой выпрыгнул ещё один представитель жёлтой расы. На вид он был старше первого, коренастый, крепкий, в такой же камуфляжной куртке, но без спиц или другого оружия. Мельком взглянув на меня, причём в его взгляде я не уловил никакой злобы, а напротив, уважительное удивление, он наклонился над лежащим на асфальте соплеменником и, поставив его на ноги, повёл к стоящей в ста шагах от нас иномарке. Вся эта сцена пронеслась секунд за двадцать, не больше. Поэтому, немногочисленные прохожие почти ничего и не увидели. Ещё раз, взглянув на удаляющихся странных монголов или китайцев, я поднял оставленную ими на асфальте острую спицу.
«Надо бы взять на память, — решил я. — На память о чём? Что не погиб, чудом остался жив? Кому-то я наступил на больную мозоль, но кому? Да ещё здесь, в Красноярске? То, что нападение случилось не просто так, мне было понятно. Но что я сделал иностранцам?»
Что эти двое не из России, а откуда-то с востока, я чувствовал, что называется, шкурой.
«Ну и дела», — размышлял я над случившимся.
Чтобы сделать из меня неплохого воина, старый кондинский ведун потратил два года. Потом я много лет занимался самостоятельно. И, видно, всё это было не напрасно.
«Но что за стиль был у нападающего? Я никогда ничего подобного не видел. Он проиграл только потому, что не понял принципа моего оружия. Будь на моём месте восточник, вряд ли он бы выжил».
Накинув на плечи рюкзак и, взяв другие свои вещи, я направился в здание аэропорта.
«На людях, скорее всего, снова не посмеют напасть, — рассуждал я. — Хорошо бы встретить кого-нибудь из старых знакомых, — подумал я прямо противоположное недавним мыслям. — Как-нибудь отговорюсь. Скажу, что еду по делам. На самом деле, ведь так оно и есть».
Но среди ожидающих свои рейсы пассажиров никого из старых знакомых не нашлось. Годы сделали своё дело: кто-то состарился, кто-то, как и я, с севера уехал. Все шесть часов я отсидел в одиночестве у стены, прикрывшись книгой. Интуиция подсказывала, что сегодня рейс на Туру обязательно будет и, что самое главное, за мной никто не следит. И она меня не обманула. В этот же день я оказался на берегах Нижней Тунгуски. В посёлке решил не светиться. Выйдя из самолёта и намеренно отстав от попутчиков, я свернул в сторону леса. И через несколько минут оказался под защитой молодых пушистых лиственниц.
«Наконец-то в своей стихии, — засмеялся я про себя. — Скорее надеть бы на ноги сапоги-скороходы, на пояс — охотничий нож, в руки — заряженную «Сайгу», и вперёд! Уже вечер, надо найти место для своего первого ночлега. Лучше где-нибудь у ручья или на берегу самой Тунгуски».
Через час между камней у небольшого ручья, в сотне метров от реки вспыхнул первый походный костёр.
«Сколько лет я не был в этих местах, а как будто бы и не уезжал. Эвенкия — прекрасный край! Горные бурные реки, лиственничные и сосновые леса, добрый, умный и талантливый народ. Когда-то я полюбил эту землю. И вот теперь я снова здесь и, похоже, до самой зимы, а может и до весны, как повезёт. Но теперь важно, чтобы обо мне никто здесь не знал. Так надо. Что ж, придётся оставаться инкогнито, — посмеялся я над перспективой отверженного бродяги. — Главное, чтобы не встретиться в тайге с людьми. Маршрут знаю, с дороги не собьюсь», — размышлял я о том, что ждёт меня в будущем.
Спустя некоторое время мои мысли снова перенеслись к тому, что я пережил в Северном аэропорту Красноярска. Нападение странных людей не укладывалось ни в какую логику.
«Что это были за люди? Откуда они? Как эти китайцы или корейцы меня вычислили? Кто за ними стоит? Интуиция подсказывала, что тут дело не в «богоизбранных». В ком-то другом. Значит, на Земле существует ещё одна неизвестная мне сила. Сила, которая предпочитает убивать не техникой, а банально руками».
Раздумывая над этим вопросом, я достал из рюкзака оброненную нападающими спицу и стал внимательно её изучать.
«Стальная, кованая со складной ручкой. В умелых руках страшное оружие! Хорошо, я увидел эти шпильки и удержал дистанцию... Спасибо тебе дедушка, что ты начал меня тренировать с двух лет! Спасибо и тебе, ведун, что на тренировках сгонял с меня по десять потов! Не будь вас, мне бы сегодня не жить. Вы как будто знали, что такое может случиться»,
— поклонился я мысленно своим наставникам по воинскому искусству.
Радовало одно, что кроме масонов, иллюминатов и хабада, теперь мне известна на Земле ещё одна страшная сила. На этот раз не западная, а восточная. Сколько раз мне твердил мудрый еврей-отступник Солганик дядя Ёша, что Запад и Восток между собой связаны. И эта связь существует тысячи лет! И на Западе, и на Востоке тайные общества делают одно и то же дело. Служат одной сатанинской идее.
«Судя по тому, что я пережил, ты был абсолютно прав, незабвенный дядя Ёша! Вот и настал тот момент, когда мне пришлось с этой силой столкнуться. А кто она такая, можно выяснить только у Чердынцева. Он наверняка должен знать,
— сделал я для себя заключение. — Следовательно, надо как можно скорее найти этого грубияна. Зачем-то он меня к себе позвал. Значит, моё образование далеко не окончено. Возможно, основной его этап ещё и не начинался, — почесал я себе затылок. — Прав был кондинский отшельник, когда утверждал, что накопление знаний — процесс бесконечный. Что он продолжается у нормального человека в течение всего его воплощения. Но если заниматься только получением знаний и ничего больше не делать, человечество погибнет! Оно будет развитым, очень умным, способным многое понять, но беззубым, не умеющим себя защитить. Значит, надо торопиться действовать. Для этого необходимо знать и понимать самое главное. Но судя по произошедшему, курс ликбеза я ещё не окончил. Не я нужен Чердынцеву, а он мне. И нужен он мне позарез! — заключил я, укладываясь на расстеленный спальник. — Плохо, что со мной нет собаки. Дорога дальняя, без четвероногого друга человеку в тайге всегда неуютно. Что ж, придётся поставить на страже своё подсознание. Оно может предупредить о приближении опасности. Плохо то, что оно не укажет, на каком расстоянии враг, кто он и в каком составе явился. Но это уже несущественно», — подумал я, засыпая.
Холодный северный ветер успел избавить тайгу от гнуса. Ни комаров, ни мошки в лесу не было. Поэтому я спокойно проспал почти до рассвета. Открыл я глаза от нестерпимого холода. Костёр мой давно погас, но вновь разводить огонь я не стал. Наскоро позавтракав, я накинул на плечи рюкзак, и, взяв в руки заряженную пулями «Сайгу», двинулся по намеченному маршруту. Судя по карте, мне надо было пройти около двухсот километров. В действительности же при движении по таёжным тропинкам расстояние могло удвоиться. Чтобы такого не произошло, важно было делать как можно меньше обходных манёвров. Но идти по горной тайге напрямик дело не из лёгких. На моём пути попадались бесконечные каменные осыпи, затяжные спуски и долгие изнурительные подъёмы. И всё это приходилось преодолевать. Кроме того, надо было идти между стволами сосен, по зарослям пихтового и кедрового стланика, по березнякам и бесконечным лиственничным борам. Но самым тяжёлым препятствием на пути становились так называемые харальгоны. На местном наречии — заросшие карликовой берёзкой длинные и, как назло, довольно широкие пади. Чтобы прорваться через харальгон требуются и сноровка, и немалое время. Сплошную берёзовую поросль, где двигаться практически невозможно , стараются обходить и сохатые, и олени. Зарослей карликовой берёзки не боятся одни росомахи. Обладая недюжинной силой, они умудряются проламываться через неё подобно таранам. Мне же приходилось бороться с этой бедой часами, прорубаясь сквозь заросли охотничьим ножом, а иногда даже топором. Как правило, пройдя падь, заросшую карликовой берёзкой, я так выматывался, что буквально валился с ног. Добравшись, наконец, до лиственничного или соснового бора я сбрасывал с себя рюкзак и, чтобы поскорее остыть и обсохнуть, ложился на землю. В такие минуты сердце колотилось как бешенное. Казалось, что оно способно заглушить звуки окружающей природы. К концу второго дня пути, преодолев очередной харальгон, я лежал, положив голову на каменную плиту, и смотрел на синее безоблачное осеннее небо. Надо моей головой по лиственничному сухостою бегал поползень. Он с нескрываемым любопытством меня разглядывал. По его поведению было видно, что птица человека видит впервые, и она сгорает от любопытства. Через пару секунд бойкая, смелая птица приблизилась ко мне совсем близко. Ещё немного, и она оказалась на рюкзаке, и занялась изучением моей куртки.
— Вижу, ты совсем расхрабрился! — обратился я к бегающему ко мне поползню. — А вдруг я окажусь твоим врагом? Ты не враг, — пискнула птичка, отлетев на пару метров.
— Что же ты меня тогда боишься?
— Так, на всякий случай, — перелетел на соседнее дерево поползень.
— И правильно делаешь, — улыбнулся я ему. — Подобные мне тебе не враги, но есть другие люди, их надо бояться, они могут оказаться и врагами.
— Он знает наш язык! Знает язык птиц! — удивлённо запищал поползень.
Но тут его писк заглушил отдалённый волчий вой. Подняв голову, я прислушался. Матёрый волк оповещал стаю о том, что по тайге напрямик идёт вооруженный человек. И его надо бояться. Вся эта информация была упакована в интонацию одного непрерывного звука.
«Вот и хорошо, — подумал я про себя. — Со мной в этом походе нет собаки. Но её роль могут сыграть волки».
Поднявшись на ноги и набрав воздуха в лёгкие, я по-волчьи завыл.
«Не бойтесь, — обратился я к матёрому на его языке. — Не враг я, а такой же, как вы, только человек... »
Я ждал ответ, но его сразу не последовало. Очевидно, волки растерялись. Человек, свободно общающийся на их языке! Такое поведение, естественно, зверей шокировало. Прошло не меньше десяти минут, прежде чем я услышал новый вой. На этот раз он прозвучал ближе.
«Почему ты, человек, называешь себя волком?» — спросил меня матёрый.
«Потому, — ответил я ему, — что живу, как и вы, не по законам человеческой стаи, а по законам окружающего нас мира».
Волк не ответил. Я поднял свой рюкзак, взял в руки «Сайгу» и не торопясь пошёл по лиственничному бору. Теперь дорога моя лежала к берегу Туры.
«Тура! — думал я, — опять арийское название. Переводится как «солнечная река». А если читать наоборот, то выходит распространённое в Армении имя Арут. И там, и там чёткие бореальские рамки».
Через пару часов я вышел на впадающий в реку ручей и, идя вдоль него, вскоре оказался на берегу Туры. Здесь я решил сделать привал на ночь. Место было удобное. Рядом плескалась вода. С севера мой будущий бивак прикрывали огромные камни, а вокруг валялось множество сушняка. Сбросив рюкзак, я быстро натаскал дров и, на всякий случай, поставив над спальником брезентовый тент, занялся рыбной ловлей. В рюкзаке у меня хранился портативный разборный спиннинг. Собрать его — дело нескольких минут. Всего через полчаса под ногами у меня валялась дюжина крупных ленков. Когда я взялся за разведение костра, со стороны леса опять раздался волчий вой.
— Если тебе нужна помощь, странный человек-волк, мы готовы тебе помочь, — пробасил матёрый.
— Я, как и вы, опасаюсь двуногих из человеческой стаи, — ответил я ему на его языке. — Если появятся на моей тропе люди, предупредите, а после того как я уйду, заберите мою добычу.
Волки мне не ответили, но я знал, их молчание означает согласие.
«Теперь можно спать спокойно, — улыбнулся я про себя.
— Эти лохматые парни не подведут. Они проводят меня до самых озёр. Из всех пойманных рыбин, мне не осилить и двух,
— посмотрел я на свой улов. — Остальными пусть позавтракают мои новые друзья».
Я быстро поджарил на углях свой ужин и после крепкого чая забрался в спальник. Наконец, я спал не настороженно, а полностью расслабившись, точно так же, как дома. Поднял меня свет утренней зари. Выбравшись из спальника, я разобрал свой бивак. Сложил вещи и, отойдя с полсотни метров от своего ночлега, обернулся. Недалеко от того места, где я недавно спал, стоял огромный матёрый волк. Он спокойно, без страха изучал человека. В это же время рядом с ним три переярка, опустив головы, обнюхивали оставленных мною рыбин. На секунду наши глаза встретились.
— Удачи тебе, странник леса! — кивнул я ему.
Волк, в свою очередь, тоже наклонил лобастую голову.
«Вот и познакомились! — сказал я себе, подымаясь от реки в гору. — И действительно, среди дикой природы ближе, чем волк, у человека никого нет. Волк — единственный зверь, который способен понять нас, людей, и, наверное, благодаря этому он и выжил».
Наконец, привязавшись к местности, я достал карту и по ней рассчитал пройденное расстояние. Оказывается, за три дня я преодолел совсем немного — всего-навсего пятьдесят километров, а это меньше трети пути. Осознание этого подействовало удручающе.

«Наверняка, они где-то рядом. К тому же я своей просьбой мог нарушить их планы, — размышлял я. — Может, сбегать на реку, натаскать ленков и хариусов? Тут, должно быть, не так далеко, километра три, не больше».
Взглянув на небо и прикинув, хватит ли у меня времени, я отправился на реку. До Туры оказалось ближе, чем я думал. Спустившись по ручью, я вскоре вышел на её берег.
«Фактически, весь день я шёл параллельно реке, — отметил я про себя. — Но не слышал ни одного мотора. Значит, эти места людьми почти не посещаются, — такое открытие меня порадовало. — Теперь можно особо и не прятаться, местных рыбаков в этих местах почти нет. Тем более, что сейчас ещё не сезон».
Но не успел я собрать свой спиннинг, как ниже по реке услышал еле различимый гул лодочного мотора.
«Несёт же кого-то нелёгкая, — подумал я про себя. — Почти сто километров от посёлка, а всё равно катаются».
Но, к моей радости, мотор вскоре заглох, и я о нём забыл. В этом месте река буквально кишела рыбой, за пятнадцать минут я натаскал кучу мясистых ленков и поймал даже одного небольшого тайменя! Рыбалка удалась на славу. Пора было возвращаться в лагерь. И тут я вспомнил о том самом моторе. Что-то в его звуке мне показалось «не таким». Проанализировав ситуацию, я понял, что его звук меня встревожил.
«Либо в одиночестве я совсем одичал, либо подсознание что-то хочет мне сказать. Что ж, время покажет, — сделал я философское заключение. — Волки конечно друзья, но как говорят: « на бога надейся, а сам не плошай».
Я развёл костёр, снова установил тент и задумался. Еда в рот не шла. Внутреннее чутьё меня никогда не обманывало. Появившийся холодок в области солнечного сплетения говорил об опасности. Без сомнения она связана с гулом лодочного мотора, теперь я знал это твёрдо.
«Но кто мог меня отследить? — думал я. — Неужели всё началось с Красноярска? Может мною заинтересовалась ФСБ? Рядом с Турой расположен большой, предназначенный для посадки военных самолётов, аэродром. И я, как новый человек, привлёк к себе внимание? Нет, тут дело не в аэродроме, — отогнал я нелепую мысль. — Что-то другое. Государственной конторы здесь быть не может. Похоже, меня пытаются отследить, и отследить аккуратно, только не учли моей интуиции. Но как им удалось выйти на след и вычислить мой маршрут? Ведь я шёл, не разбирая дороги, и по таким крепям?! Одни харальгоны чего стоят! Может, в моей амуниции спрятан «жучок»?»
Внутренним взором я осмотрел всю свою одежду, но ничего подозрительного не нашёл.
«Значит, не обошлось без охотника-следопыта, — сделал я заключение. — Может и без собаки не обошлось, только не охотничьей, а служебной. Если так, то получается, что те, кто идут за мной по следу, связаны с милицией? Но зачем моя персона нужна местной охранке? Я же не преступник. И как им удалось убедить начальника устроить за мной погоню? Это не просто слежка, здесь, явно, погоня, и мотор — тому подтверждение. Уловив направление моего маршрута, они прибегли к технике. Каким-то образом убедились, что я иду тем же путём, а теперь сокращают расстояние на лодке. Ладно, утро вечера мудренее, — отбросил я грустные мысли. — Они ещё далеко.
Сейчас ночь, по тайге к моему биваку не пробраться, а завтра я что-нибудь придумаю».
Немного успокоившись, я вскипятил чай, поел и, дождавшись, когда погаснет костёр, забрался в свой спальник.
«Надо пораньше встать и в темноте добраться по ручью до Туры, а потом, держа на слуху реку, уйти по воде, как можно дальше, — обдумывал я план на завтра. — Эти ребята ушлые, они найдут мой след, но на это уйдёт время. Плохо то, что они поймут, что я догадался о преследовании. И поэтому станут ещё осторожнее», — подумал я, засыпая.
Проснулся я от унылого волчьего воя. Вой раздался совсем рядом от моего убежища. И я понял, что надо торопиться. Вскочив на ноги, я взглянул на часы. Было около двух ночи. Проспал я всего три часа.
— По твоему следу идут два человека и большая собака, торопись человек-волк! — раздался бас матёрого.
— Спасибо!» — отозвался я тихим воем.
Бросив в рюкзак две рыбины, я накинул его на плечи и взял в руки «Сайгу».
— Я оставил вам рыбу, братья, — подал я голос в темноту леса. — Она для вас, а не для наших врагов.
— Мы не голодны, — провыл матёрый. — Но рыбу собаке не оставим.
«Вот и хорошо, — подумал я про себя. — Пусть побегают за мной по тайге голодными. Это полезно! До чего же молодцы, серые братья! Вовремя они меня разбудили! Значит, преследователи направились к моему биваку ночью. А я считал, что на такое они не пойдут. Значит, догадка верна: по моим следам идёт охотник-следопыт. Дело крайне усложнилось. Но ничего. Сегодня им мой след не найти! Но что делать дальше? Они ведь не отстанут, — размышлял я, шагая по руслу маленькой речушки. — Не вести же их к озёрам. Может, как раз это им и надо? Понять, куда я направился. Знать бы, кто они? Наверняка, из красноярской масонской ложи, или из местного её филиала... Тогда я имею дело с непримиримыми врагами. Может, их всех перестрелять? Или устроить охоту на собаку и на местного проводника? Но ни собаку, ни, тем более, человека мне убивать не хотелось. Понятно, что проводнику внушили, что он преследует преступника. Вот он и старается, а собака — вообще подневольное животное. Что же делать?»
— думал я над создавшимся положением.
Через четверть часа я оказался в тугих струях Туру.
«Куда теперь, вниз или вверх? Если идти вверх, значит, ещё раз подтвердить своё намерение добраться до озёр. Рано или поздно они найдут мой след, и это будет катастрофой. Значит, надо спуститься вниз, — сделал я заключение. — Хорошо бы найти их лодку и посмотреть, что это за люди. Но днём на реке я, как на ладони. Вывод один — надо добраться до лодки, пока темно. Благо, у меня есть время».
И я медленно и осторожно пошёл по воде туда, где должна была находиться лодка преследователей. Прошло не менее трёх часов, прежде чем в предутреннем мареве я заметил силуэт вытащенной на берег «Казанки». На лодке стоял обычный «Нептун». В носу её лежали какие-то вещи, а на берегу рядом с ней у каменной плиты стояли два больших рюкзака. Из одного выглядывали какие-то свёртки.
«Очевидно, продукты, — подумал я. — Похоже, собирались основательно».
Интуиция подсказывала, что хозяева ещё далеко, и я решил сделать в укромном месте засаду. Но тут мне пришла в голову идея: снять с мотора свечи и забрать из ящика с инструментами запасные. Через две минуты дело было сделано.
«Пусть теперь попробуют без свечей? По течению вниз они доплывут с ветерком! Но вверх по реке дорога им заказана!» — радовался я своей хитрости.
Разглядев в сорока-пятидесяти шагах от лодки пару удобных валунов, я снова спустился в воду и, дойдя до них, устроил свой пункт наблюдения. Уже светало. Мне были хорошо видны и река, и усыпанный камнями, поросший мелкой лиственницей берег.
«Терпение и труд всё перетрут», — вспомнил я любимую поговорку отца.
В данный момент от меня требовалось одно терпение. Прошло не менее двух часов, прежде чем я почувствовал, что на берегу, недалеко от меня, появились непрошенные гости. Они стояли в кустах и внимательно изучали берег.
«Поняли, что я их обнаружил, опытные», — оценил я поведение противников.
Спустя десять минут из прибрежных кустов к тому месту, где стояли рюкзаки, наперевес с двустволкой вышел один из преследователей. Я внимательно его рассмотрел. Это был человек лет пятидесяти, по виду эвенок. Одет он был в обычную походную куртку и резиновые сапоги.
«Этот — не враг, просто обманутый человек, — сделал я вывод. — Скорее всего, он и есть следопыт. Не будь его, никакого преследования бы и не было. Опасен только тот, второй, который в кустах. Стоит и наблюдает! А проводника своего подставил, — обдумывал я положение своих противников. — И собака со вторым. Ничего, скоро и он покажется, просто надо подождать».
Я не ошибся, минут через пять показался на берегу и второй. Это был худой, долговязый, одетый в камуфляжную форму человек. На груди у него висел бинокль, а в руках он сжимал израильский пистолет-пулемёт «Узи».
«Но где же собака? Без неё по следу, да ещё ночью идти невозможно». Тут я услышал визг привязанной на берегу собаки.
«Они тут все в сборе, — усмехнулся я про себя. — Узнать бы, что им от меня надо?»
Наверняка, оба преследователя чувствовали, что я за ними наблюдаю. Во всяком случае, вели они себя насторожено, то и дело, озираясь по сторонам и сжимая в руках оружие. Наконец, охотник-промысловик заметил, что с мотора исчезли свечи. Он жестом подозвал к себе долговязого и что-то тихим голосом стал ему говорить. И вдруг на берегу, среди кустов, в том месте, где осталась собака, раздались злобный лай и звуки яростной схватки. Проводник выстрелил из ружья в воздух, опрометью бросился на берег, за ним с такой же скоростью последовал и долговязый. Через пару секунд всё стихло. Потом среди кустов и камней загремели дробные звуки выстрелов «Узи». Когда они смолкли, раздался трёхэтажный мат долговязого. Потом он, обращаясь ко мне, закричал, что я всё равно труп. Что мне в жилуху всё равно не выйти, и что он со мной обязательно разберётся:
— Ты слышишь меня, вшивый ариец, я из тебя решето сделаю! Всё равно ты попадёшься мне на глаза!
«Что же у них там происходит? — недоумевал я. — Получается, что с этими парнями была не одна собака, а минимум две, ведь сама с собою затеять драку она не могла. Но откуда у долговязого ко мне такая злоба? И почему он назвал меня арийцем? — ломал я голову. — Получается, что он меня знает. Интересно, откуда? Какая сорока принесла на хвосте этому тощему и свирепому вести о том, кто я такой? Неужели, гад в камуфляже — агент ФСБ? Конторы, которая занята отслеживанием людей, работающих в области изучения нашей национальной истории и культуры? Нет, тут не ФСБ замешана. Такого отдела в охранке быть не может. Здесь другая разведка, не российская. Тогда какая?» — терялся я в догадках.
В это время оба моих врага подошли к берегу, но к лодке они не приблизились. И тот, и другой затаились в кустах за камнями и тоже стали изучать местность.
«Интересно, кто кого пересидит? — думал я. — Похоже, ребята тёртые, ждать они умеют. А что, если их спровоцировать на действие? Любопытно, как они себя поведут?» — пришла мне в голову авантюрная идея.
Понимая, что преследователи где-то рядом, и они ждут от меня первого хода, я, осмотревшись, куда можно скрыться от пуль, громко крикнул:
— Эй, на «галёрке»? Что вам от меня надо?
Но не успел я закончить свой монолог, как в двадцати шагах от меня из кустов вырос долговязый и по валуну, за которым я только что лежал, высекая искры, застучал град пуль.
«Ничего себе ответ! — мелькнуло в сознании. — Ладно, я вовремя успел ретироваться... »
Выпустив по месту, откуда раздался мой голос, длинную очередь, доходяга в камуфляже снова оказался под защитой леса.
«Он, оказывается, профессионал! — сделал я для себя вывод. — Замешкайся я на полсекунды, и — всё!» — от такой мысли по спине пробежал холодок. — Что же делать? Надо срочно уходить, иначе можно оказаться под перекрестным огнём. Наверняка, второй убийца делает сейчас обходной маневр».
С этими мыслями я быстро откатился за камень и, пригнувшись, неслышно заскользил между зарослей. Пройдя пару десятков метров, я остановился и прислушался. По-прежнему, всё вокруг было тихо. Но тут до моего слуха долетели обрывки человеческой речи. Разговор, явно, шёл на повышенных тонах.
«Что у них там происходит? — невольно подумал я. — Похоже, мои преследователи затеяли ссору! С чего это они? Может, обсуждают план, как лучше меня укокошить? — Но тут раздались два ружейных выстрела. — Ну и дела! Кто-то кого- то ухлопал. Скорее всего, промысловик доходягу. С чего бы это? Не поделили что-то? В таких случаях лучший советчик
— время. Надо слушать и наблюдать. Главное, не быть обнаруженным. Если проводник убил долговязого, для меня ничего не изменилось. Я, по-прежнему, имею дело с серьёзным противником».
И я снова, крадучись и не создавая шума, направился к берегу. Спрятавшись за крупный валун, я стал наблюдать за лодкой. Примерно в течение часа всё было тихо. Потом кусты неслышно раздвинулись и совсем рядом в десяти метрах от меня, подняв кверху руки, появился безоружный человек. Это был знакомый уже мне проводник. Оглядываясь по сторонам, он срывающимся голосом закричал:
— Человек-волк, не стреляй, я тебе не враг. Тот, кто в тебя стрелял, убит. Верни мне свечи, и я уеду в посёлок. Ты слышишь, меня?! Он сказал, что ты преступник и представился агентом ФСБ. Он обманщик и плохой человек. Арест в его планы не входил. Сначала он бы убил тебя, потом и меня, я это понял. Ты слышишь меня, человек-волк?!
«Держи карман шире, — подумал я, рассматривая из своего убежища проводника-охотника. — Так я тебе и поверил. Не успею я открыть рот, как получу очередь из «Узи».
— Я знаю, ты мне не веришь! — снова закричал проводник.
— Давай так, я на виду здесь у реки сяду, а ты сходи и сам убедись.
И он, опустив руки, уселся на рядом лежащий с ним валун.
«Что ж, предложение неплохое, — подумал я. — Но то, что он сказал, может, тоже оказаться ловушкой. Поэтому, торопиться я не буду. Лучше подожду. Отойду в лес и затаюсь. А он пусть сидит, отдыхает», — посмотрел я на сутулую спину сидящего у воды проводника.
Оказавшись среди лиственничной поросли, я лег плашмя и, приложив ухо к земле, стал прислушиваться. Сначала мне мешало биение моего сердца. Но вот, оно, наконец, успокоилось, и я стал различать звуки. Однако сколько я не слушал, человеческих шагов так и не услышал. Всё было тихо.
«Значит, как и я, затаился, и ждёт, когда я себя обнаружу. Не дождёшься!» — усмехнулся я.
И тут мне пришло в голову включить своё внутреннее зрение. Другими словами ту самую интуицию, которая столько раз меня выручала. Прислонившись к лиственнице, я снял с себя напряжение и, достигнув полного расслабления, стал внутренним взором изучать вокруг себя местность. Очень скоро я наткнулся на сидящего у воды охотника но, кроме него, ни одной живой души в радиусе двухсот метров вокруг меня не было.
«Неужели проводник сказал правду, и это не розыгрыш? — невольно пришло мне в голову. — Но где тогда свирепые псы? Этот абориген, что, заодно и собак пристрелил? Одним выстрелом сразу двух? Что-то тут не так. Неужели путь на самом деле открыт? И охотник не соврал».
Поднявшись со своего места и приложив к плечу готовую к стрельбе «Сайгу», я бесшумно двинулся к тому месту, откуда только что раздались два выстрела. Пройдя около сотни метров, я остановился и снова внутренним взором просканировал местность. Ни одной живой души! Так же всё тихо и спокойно. Постояв немного и прислушавшись, я снова двинулся вперёд. Пройдя ещё немного и перебравшись через валежину, я увидел привязанную к её корням крупную овчарку. Голова собаки лежала в крови, язык был высунут, а на шее зияла глубокая рваная рана!
«Кто её так?» — стал осматривать я следы вокруг мертвого животного.
Налицо виднелись последствия недавней борьбы. И тут я рассмотрел у валежины, где почти не было травы, крупный след волка.
«Так вот оно что?! Теперь мне всё стало ясно. Получается, охотник сказал правду!»
И в моём сознании запечатлелась картина произошедшего. Развязка началась в тот момент, когда матёрый напал на привязанную к валежнику овчарку. Через несколько секунд всё было кончено. Звуки этой драки я и услышал. Но мне и в голову не пришло, что волк может так близко подойти к людям.
«Вот что значит стать человеком-волком, другом этому четвероногому лесному зверю, — невольно подумал я. — Это не дружба современных торгашей, где каждый сам за себя. Волчья дружба куда выше! Услышав шум драки, проводник всё понял. Чтобы спасти собаку, он и выстрелил в воздух. Но люди не успели. Надо отдать должное проводнику: догадавшись о моей дружбе с волками, он понял, с кем имеет дело, потому и обратился ко мне, назвав меня «человек-волк». Очевидно, по этой причине он и заспорил с долговязым. Стал доказывать ему, что я не могу быть преступником. Так как, обычно, волки плохих людей чувствуют. Но этим он его только обозлил. Наверняка, охотника насторожила и озадачила попытка длинного меня ухлопать. Он понял, что перед ним не агент спецслужб, а обычный наёмный убийца. Это-то и содвинуло проводника на решение его прикончить. Может, долговязый стал ему угрожать, и сам подтолкнул его к такому решению. Так или иначе, но произошло то, что произошло».
Через минуту я увидел и труп длинного в камуфляже. Он лежал на боку, правая рука его сжимала израильский автомат. Тут же, рядом с ним, стояла и тулка промысловика. Я взял ружьё охотника и, выйдя на реку, подошёл к сидящему на камне человеку.
— Забери — это твоё! — протянул я ему его оружие.
Но местный житель не пошевелился. Он всё так же сидел на камне, только его живые глаза меня пристально изучали. Я поставил рядом с ним его оружие, положил на каменную плиту вынутые из мотора свечи и, посмотрев на него, сказал:
— Ты, я вижу, на войне никогда не был?
— Не был, — качнул головой сидящий.
— Ну вот, теперь побывал. Тот, кого ты уложил, — враг. Но он всего лишь исполнитель. Добраться бы до тех, кто его послал! — сказал я.
— Но ведь он тоже человек, — вздохнул сидящий.
— Какой же он человек, если принял сторону врагов нашей Родины! Поверь, я не преступник. Моя вина лишь в том, что всю жизнь занимаюсь возрождением нашего утраченного культурного наследия.
— Да, я и так вижу, что ты — нормальный парень, можешь мне ничего и не рассказывать. Был бы ты подонком, то перестрелял бы нас ещё в лодке, — посмотрел он на мою «Сайгу».
— Тебя бы не тронул, — улыбнулся я. — А ему бы пулю всадил. Он этого заслуживает. Но ты проделал мою работу. За это спасибо!
— Всё-таки я убил человека, — вздохнул, подымаясь со своего места бывший враг, ставший волею судьбы другом.
— Никак ты не можешь понять, не человек это был, ты остановил своими пулями демоническую личность и этим спас сам себя, убей он меня, он бы и тебя ухлопал.
— Это я понимаю, — протянул мне свою крепкую руку охотник.
Мы познакомились. И когда промысловик, наконец, немного успокоился, я его спросил:
— Как получилось, что ты стал ему помогать?
— Он показал мне удостоверение ФСБ и потребовал, чтобы я его сопровождал. Эти места, — качнул головой мой собеседник, — мне знакомы. Так и получилось.
— А собака откуда?
— Он прилетел с ней из Красноярска, она не его. Но его, подонка, слушалась.
— Несчастный пёс! — искренне пожалел я собаку, Красивый был овчар!
— Жалеешь? — посмотрел на меня с удивлением охотник.
— Не предупреди тебя стая, она бы привела нас к твоему костру, когда ты был ещё в спальнике.
— Это так, — согласился я с промысловиком. — Кто-нибудь в Туре знает, с кем ты поехал на лодке?
— Точно сказать не могу. Наверняка, кто-то должен знать.
— Тогда тебе нужна легенда.
— Нужна, — согласился со мной новый друг. — Вот я и не знаю, что придумать?
— В этом деликатном деле тебе поможет собака, — стал размышлять я. — Она не застрелена, а это дело упрощает. Скажешь, что твой напарник ушёл разбираться с теми, кто убил его овчара, то бишь, с волками, и сгинул. А тебя близко не было. Мы же убийцу похороним так, что его никто никогда не сможет найти. Мы оба — старые таёжники, и подобное мероприятие нам под силу.
— То, что ты не лыком шит, я заметил, — слабо улыбнулся охотник.
Через пару часов всё было кончено. Демона в человеческом облике придали земле, точнее каменной россыпи, и настал момент прощания.
— Как закончишь дела, — посмотрел на меня повеселевшими глазами промысловик, — сразу ко мне. Лучше, чтобы тебя никто в Туре не видел. Я не знаю, чем ты занимаешься, и куда идёшь, но верю тебе. Вполне возможно, что тот, кого мы только что похоронили, прибыл из Красноярска не один. Наверняка, в Туре у него должны быть сообщники. Они могут оказаться в районной милиции.
— Хуже, если это так, — заметил я.
— Думаю, мне это скоро удастся выяснить, — вздохнул мой новый товарищ.
— Хорошо, — перевёл я разговор в иную плоскость. — Допустим, я доберусь до тебя незамеченным, а дальше что?
— Я тебе помогу добраться на лодке до Енисея. А там водная магистраль, сам понимаешь. Идёт? — протянул он мне свою руку на прощание.
— Конечно! — кивнул я ему.
Стоя на берегу реки, я долго смотрел вслед удаляющейся лодке.
«Вот так, нежданно-негаданно, нашёл я себе нового надёжного друга. Удачи тебе, славный человек! Наверняка, скоро опять встретимся».
Когда я подошёл к своему биваку, то увидел невдалеке от места, где горел мой костёр, лежащего на земле громадного волка. При моём появлении зверь встал и, нехотя, отошёл к соседним кустам. Я тоже остановился и, посмотрев ему в глаза, сказал:
— Ты настоящий друг, серый, век тебя не забуду. Благодаря тебе и твоим братьям я остался жив и встретил хорошего человека».
Вслушиваясь в интонации моих слов, волк наклонил голову и медленно скрылся в кустарнике. Уничтожив следы своего пребывания, я отправился дальше.

«После случившегося, лучше не залезать в дебри, — рассуждал я. — На Туре-Туру масса стоянок. Не разобрать: мой костёр или чей-то ещё. Надежнее быть ближе к берегу».
Разбив свой лагерь так, чтобы его не было видно с другой стороны реки, и удобно устроившись у костра, я стал обдумывать недавно произошедшее.
До меня никак не доходило, зачем, ни с того, ни сего, на меня организовали настоящую охоту? Сначала в Красноярске, теперь здесь, на реке. Кому я нужен? И что я такого сделал, чтобы кому-то пришло в голову обязательно меня укокошить?
Поразмыслив, я пришел к выводу, что два этих события между собой не связаны. Они наверняка разные, если и есть связь, то оккультная.
«Первый случай загадочный и совершенно непонятный. Второй, наверное, можно как-то объяснить. Но как? Неужели он связан с какой-то тайной, которая скрыта в этих горах? Получается, что о таинственных подземных городах Таймыра, плато Путорана и Эвенкии знают не только хранители, но и их противники из Ордена. Но тогда выходит, что представителям тайных обществ о моей деятельности хорошо известно. И за мной внимательно наблюдают. Но как эти ребята нашли меня в тайге? Такое дело вряд ли под силу даже профессионалам из разведки. Был бы «хвост», я бы его сразу почувствовал.
Неужели в моей одежде или в рюкзаке спрятан «жучок»? Но когда и где его могли воткнуть? Может быть, в камере хранения?»
И я снова взялся за изучение всего, что у меня было.
«Стоп! — остановил я себя. — Не в одежде надо искать, а в паспорте. Я не так давно поменял паспорт. Если у них отлаженная сеть слежения, то в паспорт могут воткнуть всё что угодно».
Подсев поближе к свету, я стал внимательно изучать каждую страницу своего документа.
«Так вот, где тебя спрятали! — засмеялся я, разглядывая еле видимый стерженек, встроенный в корешок маленькой книжки. — Да ты оказывается не один! — нашёл я второй такой же. — У вас «друзья-приятели» дело идёт с размахом. И ещё с каким! Везде свои люди, даже в паспортном столе! Если ты проявляешь себя как-то не так, не вписываешься в струю, то получишь при обмене паспорта или другого документа такую штуку, благодаря которой тебя найдут и на том свете. Хорошо, что я сжёг документы убитого. Интуитивно почувствовал, что надо это сделать. Наверняка у него они были тоже с «жучками».
Ещё раз перелистав свой паспорт, я выдернул из него оба устройства и бросил их в горящий костёр.
— Передайте привет тем, кто ждёт от вас сигналов, — напутствовал я электронику на прощание.
Вечер был на редкость тёплым, лезть в спальник мне не хотелось. И я позволил себе пару часов поваляться на нём, как на матраце. Греясь у костра, я невольно вспомнил свои недавние странствия по Эвенкии. Прошло еще не так много времени, и эти воспоминания были яркими и красочными. Тогда я жил на фактории Суринда. В Байките её называли почему-то «штатом Техас». Хотя население посёлка было такое же, как и везде по Эвенкии. На фактории жили оленеводы и охотники. Люди, в основной своей массе, сердечные и добрые. У меня среди них появилось немало друзей. Это Володя Савин, Юра Гаюльский, его сестра Людмила, братья Харбоновы и другие славные ребята. Увидеть бы их сейчас!
Но для этого пришлось бы свернуть со своего маршрута, двинуться на юго-запад и через пару недель добраться до милой моему сердцу Суринды. Понятно, что в данный момент такое мероприятие представлялось невозможным. Передо мной плыли дорогие лица друзей-эвенков, и от тоски по утраченному защемило сердце. В Суринде у меня была особая школа. Школа не менее важная, чем те, которые я прошёл раньше. Не раз оленеводы показывали мне странные оплавленные чудовищной температурой скалы и говорили, что в незапамятные времена в этих местах злой дух Харги насмерть сражался с добрым хранителем жизни Хэвэки. В борьбе духи применили силу небесного огня. Звёздный огонь плавил гранитные скалы, и они текли как вода. Добрый дух одолел злого демона Бездны, но следы той великой битвы видны и в наше время. Как они были правы, мои учителя эвенки! Так оно и было. Только под образами духов скрыты могущественные цивилизации далёкого прошлого. Один и тот же миф по всей Евразии. Но на севере и в Сибири он более конкретен. Из рассказов оленеводов я узнал о разрушенных силой небесного огня древних городах, о поросших лесом грандиозных пирамидах. Великолепные охотники, следопыты и оленеводы показывали мне рукотворные каменные курганы, вросшие в землю циклопические базальтовые блоки и рассказывали, что очень давно, на заре времен, на этой земле жил звёздный народ. Он был союзником у доброго Хэвэки в его битве с Харги. После великой войны звёздные люди снова ушли на небо. Только некоторые из них остались на выжженной и разрушенной родине. Пришедшие через тысячи лет в северную тайгу эвенки назвали их потомков народом «эндри». Как я позднее понял, эвенкийское «эндри» означает «народ великого Индры».
«Всё предельно просто. Но кроме следов погибшей в этих местах допотопной цивилизации, есть здесь что-то такое, что привлекает к себе пристальное внимание тёмных. По всей вероятности из каких-то тайных источников о «нечто» они знают. Но, похоже, не представляют, как до него добраться, вот и отслеживают любую подозрительную личность. Как бы она вперёд них не натолкнулась на запретное. Местных они не опасаются. Они люди суеверные и умеют держать язык за зубами. Присматривают в основном за приезжими», — сделал я для себя вывод.
И тут мне вспомнился феномен Тунгусского дива. Почему гигантский взрыв произошёл именно здесь, в Эвенкии, а не в другом месте? И опять воздействие того же небесного огня, который описан в местных преданиях.
«Что это? Совпадение? Скорее всего, нет. Наверняка невидимая закономерность. Но как всё это доказать? — задумался я. — Значит, после той допотопной грандиозной битвы сил тьмы и света кое-что всё-таки уцелело. И это надо было срочно скрыть. От кого? От нас — потомков ариев, или от всего человечества? Вопросы и ещё раз вопросы, а ответов пока нет. Вот бы их отыскать», — думал я, поглядывая на огонь.
В это время где-то совсем близко раздался вой волка.
«Твоя тропа свободна, двуногий брат. Людей близко нет».
— Ещё раз благодарю, — ответил я воем. — Доброй охоты!
«До чего же молодцы мои лесные друзья! А я хорош, о них совсем забыл, не наловил для угощения рыбы! Ничего, завтра наверстаю, — успокоил я себя. — Сейчас лето. Они должны быть сыты. Волки в это время года не голодают».
И мысленно я перенёсся к Чердынцеву.
«Кто, как ни он, посвящен в тайну Таймыра и этого бескрайнего, обступившего меня со всех сторон плоскогорья? Интересно, в какие тайны он посвятил Иосифа Виссарионовича? Сталин прожил в предгорьях плато Путорана целых четыре года. Срок немалый. Как вынес горячий, легковозбудимый горец необычный нрав своего наставника? Или хранитель гор был тогда помоложе и характер имел иной? Так или иначе, молодой Джугашвили от него не сбежал. Наоборот, Иосиф Виссарионович месяцами жил с ним в тайге. Конечно, не на охоте, тем более страстным охотником он никогда не был. Coco Джугашвили находился с тем человеком, который был ему интересен. Может, и мне надо будет набраться терпения, — сделал я для себя вывод. — Другого пути нет».
Я подкинул в костёр несколько сушин и, усевшись на валун, мысленно общаясь с огнём, задумался о предстоящем.
«Наверняка Чердынцев устроит мне экзамен. Куда бы я ни приезжал, и с кем бы ни встречался, без экзаменов не обходилось. Интересно, что он придумает. Может, уже придумал?»
И я невольно снова перенёсся на далёкий русский север в маленькую общину псевдостарообрядцев. Людей, которые сохранили нашу древнюю культуру, и что самое ценное, не мистическое, а философско-научное отношение к Мирозданию.
«Сколько узнал и сколько понял я в той своей поездке!»
Всю ночь после удивительного звучания древнерусских музыкальных инструментов и потрясшего меня до глубины души необыкновенного танца девушек я не сомкнул глаз. В огромной северной избе все спали. Но я лежал, уставившись в темноту, и никак не мог прийти в себя. Передо мной одна за другой проносились картины моего инкарнационного прошлого. Те яркие воспоминания, которые мне пришлось пережить благодаря волшебной музыке. Тогда для меня открылся мир далёкого, неведомого и забытого. Реальности, о которой я никогда и не подозревал.
Утром, приведя себя в порядок, я заглянул в горницу. Добран Глебыч, сидя в кресле, читал какую-то книгу. Поздоровавшись и извинившись за вторжение, я буквально с порога задал ему мучающий меня вопрос:
— Мне хочется понять, — посмотрел я на старейшину, — что вы до сих пор в своей среде храните? Древние ведийские представления или более поздние языческие? Про то, что молитесь колесу, я узнал ещё в Архангельске...
Услышав про колесо, Добран Глебыч поморщился. Потом вздохнул и, посмотрев куда-то вдаль, медленно отложил свою книгу.
— Ты задал самый сложный и щекотливый вопрос, Юра. Обстоятельно на него одним словом не ответить. Во-первых, для себя ты должен уяснить, что религиозное чувство у человека не природное, а приобретённое. Хотя, — засмеялся старейшина, — находятся такие умники из ортодоксов-учёных, которые считают, что как раз оно и отличает человека от животного. По их мнению, религиозное чувство является шагом вперёд в эволюции. Мы считаем, что всё наоборот. Чем глубже человек подвержен религиозному экстазу и мистике, тем дегенеративнее его психика. Чего требует от человека любая религия? Слепой веры и повиновения. О знании законов Мироздания речь не идёт. Так?
Я кивнул.
— Вот и подумай, прогресс это или регресс? Животные основные законы окружающего мира ощущают на чувственном уровне. Им не нужна мистика. В мистику может впасть только дегенеративное сознание человека.
— Ты хочешь сказать, что адепты любой религиозной концепции психически ущербны? — прямо спросил я старейшину.
— Так оно и есть, — кивнул головой Добран Глебыч. — Пора осознать, что мистическое восприятие строится не на знании, а на слепой вере. Что собой представляет голая не подкреплённая знанием вера? Это ни что иное, как фанатизм. Теперь до тебя дошло, зачем нужно было тёмным навязать людям религиозное чувство, развить его до крайней формы фанатизма?
— Как-то смутно, — честно признался я.
— Всё просто, фанатиками легче управлять. Достаточно вбить им в голову идею, а там «всё идёт, как по маслу». Фанатик не умеет анализировать. Он слепо следует той догме, которую в него впихнули. Теперь тебе понятна глубинная суть религий?
— Понятна! — улыбнулся я.
— Но это ещё не всё, — посмотрел куда-то вдаль старейшина. — Религии созданы не только для того, чтобы управлять, но и для того, чтобы разделять и стравливать. Заставлять народы неизвестно за что уничтожать друг друга. Теперь пораскинь мозгами, похожи ли живущие здесь под видом старообрядцев люди на религиозных фанатиков?
Я промолчал.
— Ничего религиозного в окружающих тебя людях нет, — продолжил Добран Глебыч. — В этом легко убедиться. Ты видел, чтобы кто-нибудь из нас фанатично молился? Например, Сварогу или Дажбогу? Для нас антропоморфных образов богов не существует. Мы знаем их как информационно-силовые структуры. И не верим в них, а общаемся с ними. Это о чём-то говорит?
Я кивнул.
— С раннего детства мы учим своих детей целостному знанию. Где эзотерическое неотделимо от академического. Наши ребятишки с двух лет знакомятся с основными законами Мироздания. Главные из которых: закон единства всего сущего, закон действия, меры и закон свободы воли. А чему христиане учат своих детей? С рождения вкладывают в их сознание чувство вины и страха. И у мусульман почти то же самое. И те, и другие слепо верят в судьбу и не знают, что такое жизненное предназначение или рок? Про иудеев вообще говорить тошно: последние через свою традицию обрезания вообще теряют возможность стать полноценными. Их сознание с детства приковывается только к материальному. Об общих законах Мироздания рядовые евреи не имеют ни малейшего представления! Понимаешь теперь, откуда куча неизлечимых болезней, которыми болеют одни «богоизбранные»? По статистике, евреи в основной своей массе живут меньше, чем негры Анголы и Зимбабве...
— Значит, о вас правду говорят, что вы нехристи, и даже безбожники? — перевёл я разговор в иную плоскость.
— Поморы, живущие вокруг нас, чувствуют, что мы не исповедуем никакой религии. Это так! — кивнул головой старейшина. — В то же время они недоумевают, почему у нас столько праздников? Вот и придумали, что мы живём в лесу и молимся колесу. На самом деле так оно и есть. Только мы не молимся свастике, или, как раньше говорили, свастиасте. Просто она является для нас символом нашего светила, в контакт с которым подготовленное человеческое сознание легко может вступить. Для дурней всё, о чём я говорю, является настоящей мистикой. Но для эзотерически продвинутых людей ничего мистического здесь нет. Теперь ты меня понял? — улыбнулся своей завораживающей улыбкой Добран Глебыч.
— Давно! Просто сложно было осознать, что вы за многие тысячи лет так и не изменили орианской традиции.
— Нормальные люди истину не меняют, — сказал старейшина великую фразу. — Исковеркали её жрецы-лунники. Специально созданные системой. Тупоголовые неграмотные недолюдки, для которых ничего не было дороже обрядов и ритуалов, которые они зачастую не понимали и понимать не хотели, — вздохнул мой собеседник. — Отсюда и все беды поздних ариев! Мало этого, псевдо хранители такое навыдумывали, что от их мистических ритуалов кровь в жилах стынет! Имею в виду идиотское жертвоприношение. Одно только сожжение забитого плетьми белого коня чего стоит! Надо ж додуматься — загонять по степи животное до такой степени, что оно само бросается в костёр! И живьём в нём сгорает! Нет ничего более чудовищного! А жертвоприношение быков, коз и молочных коров? И наконец, людей! Ты знаешь, сколько христиан в IX, X и XI веках было принесено жрецами в жертву той же Ходебю? Не один десяток!
— Но об этом нигде ничего не сказано, — засомневался я.
— Сказано и ещё как сказано, только не в наших летописях, а в других. Например, в датских, шведских, саксонских...

— Что ты имеешь в виду? — посмотрел я на него. — О каком будущем ты только что сказал?
— О нашем, Юра, о будущем, с которым мы столкнёмся пусть не в XXI веке, но в XXII наверняка.
— Объясни толком! — попросил я старейшину.
— Толком тебе объяснит другой человек, — посмотрел на меня Добран Глебыч. — Я тебе могу рассказать только то, что мне доступно. Ты, я думаю, знаешь, что все без исключения реформы начинаются с намерения и представления конечной цели. Потом под всё это создаётся определённая идеология. Сила намерения относится к другому разряду, она связана с эгрегориальным воздействием, поэтому о ней говорить не будем. Нас интересует механизм проникновения идеологии в массы и захват его коллективного сознания.
— Мне когда-то доходчиво объяснили, что всё начинается с подмены жречества, — перебил я рассказчика.
— Но ты не знаешь главного, Юра, — откуда берутся жрецы
— носители новой идеологии? Это очень серьёзный вопрос. И ответ на него на нашей планете знают совсем немногие.
При слове «на нашей планете» я опять насторожился. Было ясно, что старейшина мне хочет сказать что-то важное. А между тем Добран Глебыч продолжил:
— Несколько минут назад мы выяснили, что сутью всех религий мира является изменение сознания человека. Трансформация его психики от мыслящего, стремящегося познать законы Мироздания, сына Бога до тупого, способного только верить раба какого-либо религиозного эгрегора. Но фанатиками и идиотами надо умело управлять. Управлять так, чтобы они постоянно сами себя истребляли. Для этого на нашей планете некой не гуманоидной цивилизацией ещё во времена допотопных империй и был создан институт биороботов- управленцев.
От слов старейшины на лбу у меня выступил холодный пот. В этот момент, очевидно, для того чтобы пригласить нас к завтраку, в горницу яркой райской птицей влетела Светлена, но услышав слова отца, девушка, не обронив ни слова тут же уселась на скамейку и вся превратилась во внимание.
— Такие вот биороботы, насколько я понимаю, и захватили власть в Атлантиде? — спросил я Добрана Глебыча.
— Мы не располагаем прямыми доказательствами захвата ими власти, но, по всей видимости, так оно и произошло, — улыбнулся отец-учитель, глядя на свою дочь. — Иначе бы они не взялись за претворение в жизнь идеи глобализации. Но дело не в жрецах Атлантиды. Мы говорим о механизме подмены современных элит.
— Неужели всё, что ты мне говоришь, имеет на Земле место? — невольно вырвалось у меня.
— В том-то и дело, что имеет, — вздохнул старейшина. — О создании биороботов наши предки знали тысячи лет назад. Но вернёмся снова к технологиям управления. Как ты уже догадался, на Земле сами люди никаких идеологий для себя не создают. За них это делают другие.
— Кто же они?
— Те, кто рядом с нами, но о них мы почти ничего не знаем,
— сказал специалист по земным цивилизациям. — Всё лежит на поверхности. Надо просто открыть глаза. Как я уже упомянул, сначала создается намерение и образ конечного результата. Потом для осуществления намеченного создаётся специальная идеология. Но для внедрения её в массы в специальных лабораториях под землёй и в невидимом с Земли космосе клонируются особые человекоподобные управляемые создания.
Биологически те же люди, но программированные на геннополевом уровне. Посредством специальных технологий, где задействован метод телепортации и другие пока неведомые на Земле приёмы, в утробах некоторых женщин проводятся замены двухмесячных эмбрионов. Как видишь, программированные таким образом биороботы появляются на Земле из утробы наших же женщин, и никому в голову не приходит, что совершен подлог. Потом каждый такой вот человекоподобный экземпляр определёнными силами приводится к высшей власти. Теперь тебе понятен процесс, как в прошлом у тех же атлантов произошла подмена их жречества? Заодно и высшего руководства? Да и у нас произошло то же самое, я имею в виду X век. Вспомни поведение князя Владимира. Его попытку насадить кровавый культ Перуна, а потом резкий сдвиг в сторону христианства, словом, туда, куда надо. Всё по штампу! Так мог вести себя не человек, а биомех. Потому что христианство в Европе проросло из кровавой языческой крайности.
— Постой! — остановил я Добрана Глебыча. — Но ведь на Руси, да, и во всём остальном арийском мире существовала жёсткая система посвящений. Неужели она была настолько несовершенной и примитивной, что не смогла увидеть и отсеять биороботов?
— Могла и отсеивала, но именно за это со временем от неё и отказались.
— Ничего не понимаю, что за парадокс?
— Сейчас всё поймёшь, — погрустнел старейшина. — Ты слышал когда-нибудь понятие «пирамида власти»?
— Конечно, — удивился я вопросу.
— Так вот, чтобы пустить под откос общество, надо сначала забраться на его вершину, а потом постараться навязать людям мысли об изменении некоторых законов. Якобы традиционные правила устарели, и пора бы их заменить на новые. Понятно, что технология стара как мир. Но беда в том, что люди из века в век продолжают наступать на одни и те же грабли. Достаточно одному тёмному прорваться к власти, и общество обречено! Вот в чем беда, и до сих пор это остаётся слабостью людей-созидателей. Беда в их высоких духовных качествах. Им в голову не приходит, что над ними воцарился демон. И то, чего он требует, приведёт общество к гибели. Такова психология: мы всегда меряем по себе. Если сами не врем, значит, по нашему мнению, и другие врать не умеют. А тут у кормила многократно проверенный человек! Если он что-то предлагает, значит, так будет лучше. Как его не поддержать?
— Всё это и козе понятно! — остановил я рассказчика. — Мне не понятно, как такой вот гипотетический реформатор мог оказаться у власти в те времена, когда действовала система жёстких посвящений?
— Да элементарно, — улыбнулся моей наивности старейшина. — Ты забыл про древнейший институт подмены. Когда находят двойника, то им заменяют того, кто завоевал доверие у народа.
— Сатанизм какой-то! — процедил я сквозь зубы.
— Да, самый настоящий сатанизм! — согласился со мной Добран Глебыч. — По-другому и не назовёшь. Такие вот подставные жрецы фактически во всех без исключения племенных союзах наших предков со временем и исковеркали древний бореальский принцип посвящений.
— Как я понял, ими в значительной степени был упрощён переход из сословия управленцев в высшее?
— Чего никак нельзя было допускать! — сжал свои пудовые кулаки старейшина. — Вот, где корень зла! Когда переход стал более-менее прозрачным, были задействованы конвейерные биороботы. Те, о которых я уже тебе говорил. Фактически нелюди. Вот и весь механизм подмены высшего сословия. Понятно, что программированные эзотерики и «знатоки» культурных традиций всегда являлись и до сих пор являются той силой, которая способна воплотить в жизнь любую самую реакционную идеологию. Сначала ими на Земле были созданы кровавые лунные культы. Зачем, я думаю, тебе известно. Позднее они же, эти нелюди, насадили на Земле иудаизм, христианство и ислам.
— Языческие жрецы, пусть даже биороботы, и занялись новыми религиями? — не понял я своего учителя.
— Я не так выразился, — поморщился старейшина. — Биороботы всегда были и остаются проводниками. Никаких идеологий они не выдумывают. Ими занимаются другие. Зависимые, но не живые механизмы.
— Ты имеешь в виду жрецов Амона? — спросил я.
— И их тоже, — уклончиво ответил знаток всего таинственного. — Вспомни исход евреев из Египта, — снова повернулся ко мне Добран Глебыч. — Ты знаешь, кто его организовал? Наши знакомые — жрецы Амона. Ими был изобретён и иудаизм. А кто его провёл в массы? Биоробот Моше. Или по-современному Моисей. То, что он был биороботом, доказывает его рождение и особенно детство. Ты же знаешь, как малыша Мошу подсунули на воспитание дочери фараона.
— Не забыл, — кивнул я. — Сразу в карьер, к высшей власти! И помогали ему так, что он оказался сильнее приближённого к фараону жречества.
— Вот-вот, — усмехнулся старейшина. — Да и в свите Христа оказался биоробот.
— Ты имеешь в виду апостола Савла? — задал я вопрос.
— А ты молодец — догадался!
— Как тут не догадаться, когда Савл, или впоследствии Павел, занялся претворением в жизнь подсунутой ему новой религиозной идеологии. К тому же он получил приказ.
— Якобы от самого Христа, — добавил знаток святого писания.
— Получается, что и Заратуштра, что навязал персам зороастризм, не был человеком?
— А ты сам как думаешь? Десять томов Авесты по объёму превосходят Библию. По легенде она была написана на двенадцати тысячах воловьих шкур. Под силу одному человеку написать такую книгу? Просто взять и исписать при помощи кисточки и краски все эти шкуры?
— А если этот Заратуштра был законченным фанатиком? Как известно, фанатики могут многое.
— Ну и ушла бы у него на такую работу вся жизнь! — улыбнулся Добран Глебыч. — А так, если верить легендам он закончил свой труд менее чем за десять лет. Тридцать же лет его жизни ушло на то, чтобы навязать своё учение иранскому правящему сословию. Тут надо учесть ещё одну деталь: во время религиозной реформы вдруг ни с того, ни с сего «самоистребились» все противники новой идеологии. Кто-то могущественный и невидимый расчистил новоиспечённому пророку дорогу к успеху. Авестийские предания говорят, что это сделал Ахура-Мазда. Но подобным сказкам верить нельзя. Перед нами одна и та же избитая старая технология: с Заратуштрой первый такой случай. С Моисеем — уже второй. Ему, как ты знаешь, помог побороть оппозицию сам Яхве.
— Третий случай с Магометом? — невольно вырвалось у меня.
— Да третий случай с Магометом. Только не надо путать Магомета с Заратуштрой и Моисеем. Магомет не был биороботом. Он был всего лишь честным последователем учения
Христа. Своего рода реформатором христианства. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочесть Коран.
— А зачем ему тогда помогли?
— Чтобы на Земле появилась ещё одна религиозная идеология. Что тут непонятного?
— У меня вопрос, — остановил я рассказчика. — Кто такой был Мани? И почему его учение не прижилось?
— Тут два вопроса, — на секунду задумался Добран Гле- быч. — Но я попробую на них кратко ответить. Мне думается тебе понятно, что Мани никаким биороботом не был. Иначе бы его учение победило. На тёмных идеология этого подвижника свалилась как «снег на голову». И вот почему: дело в том, что Мани замахнулся на святая святых жрецов Амона и их покровителей. Последние в поте лица трудились, придумывая идеологию двуполярности, где на одном полюсе Ахура-Мазда — бог добра и света, на другом Ангра-Майнью — демон разрушения. Мани же своим учением все их далеко идущие планы разрушил. Что главное в его учении? То же самое, что и в северном гиперборейском или орианском, где зло всегда запряжено в повозку добра. Как бы оно не извращалось, всё равно в итоге зло служит не разрушению, а созиданию. Это та истина, которую мало кто сейчас на земле понимает. Тёмным нужна неодолимая сила зла, Мани же эту силу у них отнял. Если бы он победил, то все старания тёмных и в отношении зороастризма и в отношении иудо-христианства свелись бы к нулю. Этого допустить было нельзя. Потому Мани и погиб ужасной смертью, а его учение было запрещено и у зороастрийцев, и у иудеев, и у христиан. Фактически, Мани принёс на юг великую истину наших северных предков. Его учение явилось индикатором для всех искусственно созданных к тому времени религиозных идеологий. Пожертвовав собой, он показал, что являют из себя южные религии. Что они все происходят из одного корня, к тому же далеки от истины. Но кто это понял? — вздохнул старейшина.
— Наверное, кто-то должен бы понять? — посмотрела на отца своими огромными глазами Светлена.
— Жрецы и народ северной империи, родины великого Мани. Принято считать, что Мани родился в Иране, но это не так. Его родина — южный Урал. Но хватит о нём, слишком уж грустная эта тема, — поднялся с кресла специалист по манихейству. — Видишь, за нами пришли, не надо заставлять так долго ждать, — улыбнулся он дочери.
— Но у меня последний вопрос, — запротестовал я.
— Ты хочешь узнать, кто такой «Горби»?
— Не только он, но и Ельцин.
— «Горби» — типичный биоробот, и поэтому жить он будет долго. Запомни, это первый признак биороботов. На них не распространяется закон действия или кармы. Потому что они нелюди, — обнял за плечи Светлену отец-философ. — Как ты понимаешь, его создали, и ему расчистили дорогу к высшей власти. Та же старая технология, о которой мы только что говорили, правда, допустили серьёзный брак...
— Что ты имеешь в виду? — спросила отца Светлена.
— Его тёмное пятно на черепе. Для понимающих это знак смерти и разрушения. Народная мудрость гласит: «Бог шельму метит»! А в советниках у «Горби» был Яковлев. Тот биоробот рангом повыше. Но тоже бракованный. Если присмотреться к нему повнимательней, то его дегенеративный комплекс как на ладони. Что-то у «них» с технологией получения полукровок разладилось. Чубайс получился рыжим, Гайдар — типичный дебил, который двух слов связать не может...
— Неужели и тот, и другой — биороботы? — открыл я рот.
— Чубайс наверняка, Гайдар вряд ли, это я так, к слову.
— А Ельцин? Что ты можешь сказать про Ельцина?
— То, что он подлец, негодяй, типичный представитель номенклатуры. Такие как он биороботами не рождаются, они ими становятся. Подонку подсунули место в среде тех, кто считает себя мировой элитой. Вот и всё! Он и спёкся. Ты думаешь, наш борец с привилегиями просто так стал работать по ту сторону кулис? За «здорово живёшь» работают только люди-машины. Такие как «Горби» или тот же «Хрущ». Первый после крушения Советского Союза остался с большим «носом». Второй пока царствовал, что-то имел, но потом сидел на пенсии и «сосал лапу». Не находишь, что эти двое чем-то друг на друга похожи? Не только идиотскими реформами, но и своей судьбой? Складывается такое впечатление, что болтун Горби и пустобрёх Хрущ — мерзавцы идейные. Ни тот, ни другой от того, что творили, ничего серьёзного в материальном плане так и не получили. Вот оно доказательство, что наш народ имел дело не с людьми, а с биомехами! Но кто это понял? Единицы! И из того, и из другого пытаются вылепить идиотов. Наверное, для того, чтобы скрыть их истинную суть. Но в деле разрушения эти двое были просто гениями. Недаром Уинстон Черчилль на своём юбилее, когда его стали поздравлять, как великого борца с коммунизмом сказал, что подлинным борцом с СССР является не он, а Никита Хрущёв. Не знаю, догадывался ли старина Черчилль, кем на самом деле являлся его конкурент по борьбе с коммунизмом, или нет? Но сдаётся мне, что догадывался, потому что именно с Никитой он связывал смерть Сталина. Только с ним. А теперь вернёмся снова к подлецу Боре. Разве Ельцин похож на биоробота? Что в нём фанатичного и идейного? В настоящее время четверть народного богатства принадлежит его клану. Да и скопытится он скоро.
— Но ведь и Хрущёв долго не пожил? — заметил я.
— Потому, что ему помогли. Скорее всего, его же хозяева, чтобы никто не догадался, кто он на самом деле, — закончил разговор старейшина.
— Да-а... Невесёлые вещи ты мне рассказываешь!
— Пойдём завтракать, нас давно заждались, — улыбнулся Добран Глебыч. — После еды настроение у тебя повысится. Не всё ещё потеряно, Юра, не падай духом!
Разговор с хозяином дома оставил в душе тягостное чувство. Добран Глебыч прямо дал понять, что параллельная, крайне враждебная человечеству цивилизация не гуманоидов воздействует на земной социум не только посредством карманного, прирученного жречества и масонских лож. Она использует против общества людей ещё и специально выращенных в утробах наших женщин биороботов! Для моей психики это было слишком!
«Неужели человечество проиграет? — думал я. — Беда, если на Земле нет противоядия против того, что творится в социуме. Ведь и дураку ясно, кем придумана и навязана людям либерально-демократическая идеология. Причём для того, чтобы они, люди, сами себя уничтожили. Своими же руками! Если точнее, активизацией против человечества сил самой природы. Существует закон, и многие его знают, — смотрел я тогда на умное лицо старейшины, — если биологический вид останавливается в своей эволюции и начинает деградировать, то природе он становится не нужен, и она от него избавляется. Либерально-демократическая идеология — идеология тотальной лжи, морально-психологического и нравственного падения. Она навязана человечеству не только для того, чтобы остановить естественный ход его эволюции, но и повернуть его вспять, поставить на рельсы вырождения. Какие ценности оно воспевает? Безумный эгоизм, даже не животный, а скорее эгоизм червей и насекомых. Патология больного эго породила крайний индивидуализм и, как следствие, его дегенеративное собственническое чувство. К чему же это всё привело? К борьбе всех против всех! Даже в обезьяньем стаде такой беды нет. Но люди из-за материальных благ и удовольствий рвут друг друга на части. Перед нами трагедия, но она оправдана и принята обществом под названием «здоровая конкуренция». Спрашивается, за какие такие ценности люди хватают друг друга за глотку, предают родных и близких... свой народ, а то и самого Творца? Конечно же, не за духовные, а за банальные примитивные ценности материального плана! За химеру и иллюзию, которую им умело навязали. Прежде всего, за нового своего бога, который зовётся деньгами. Обществу вбито в голову, что зелёные бумажки могут сделать человека счастливым! Слепо, фанатично. Им и в голову не приходит, что деньги — один из основных, если не самый главный, механизмов порабощения личности.

Последние, глядя на моё растерянное лицо, еле сдерживались от смеха.
— Ты же знаешь, что нас, жителей севера, пришедшие с юга русичи назвали чудью белоглазой. Это случилось ещё в ІІІ-ІУ веках, во времена великой войны с готами, — стал рассказывать историю своего маленького народа Добран Глебыч.
— Мне казалось, что чудью русские всегда назвали местных финнов, — вставил я.
— Ты говоришь о карелах, племенах веси, ижорянах, зырянах и перми?
— Не только о них, ещё и об эстах, муроме, мещере и мордве, да и о других, ныне забытых.
— Ты путаешь разные этносы, мой друг, — сделал знак рукой Добран Глебыч. — Ни мурома, ни мещера никогда не относились к финнам. Это были такие же, как мы, северные роды чуди белоглазой. Потому от них и не осталось следа. Ты былины русские знаешь?
Я кивнул.
— Тогда вспомни, разве Илья Муромец вышел из рода пастухов и охотников? А на каком языке говорило всё его племя? Неужто на финском? В былинах нет и намёка на то, что легендарный русский богатырь по своей природе был нерусью. Он до мозга костей являлся русичем, только русичем! И никаким не финном. Это ясно, как день.
— Но если Илья Муромец с одной стороны по своему происхождению относился к чуди белоглазой, а с другой был чистокровным русичем, значит, и вы, живущие здесь, тоже такие же, как он?
— В логике тебе не откажешь! — засмеялся старейшина. — Тут можно добавить, что Илья, а точнее Родосвет, и был так силён, что с детства прошёл нашу школу жизни, ту, которую ты сейчас наблюдаешь.
— А почему ты его назвал Родосветом? — не удержался я.
— Вот мы опять с тобой начинаем отклоняться от темы, — вздохнул рассказчик.
— И всё-таки?
— Ты не исправим! — улыбнулся Добран Глебыч своей солнечной улыбкой. — Тогда слушай: «Ил» означает то же, что и «Создатель», «Род». Он был единым высшим божеством в Ханаане. Ханаан же, как ты должен знать, является княжеством далёкой южной Руси. Еврейское имя Илья произошло из ха- нааского языка и означает «я часть бога», «ил — я». Отсюда и подлинный перевод: если Творец строит всё материальное посредством трансформации информационных полей в энергетические, то, что мы получаем, когда имя человека звучит, как «я часть бога»? А энергия — это ещё и кванты света...
— Не иначе как Родосвет.
— Вот мы и узнали подлинное имя величайшего из богатырей планеты.
— А почему ты назвал его величайшим? — не выдержал я.
— Он, что, более значителен, чем Рустам или Зигфрид?
— Ну и въедливый же ты, дружище! Эдак мы к теме нашего разговора никогда не приблизимся. До всего-то тебе надо сразу докопаться! — засмеялся Добран Глебыч. — Но на этот раз твой вопрос попал в точку, ответ на него тебе надо знать. В общем- то, он тоже в тему. Верно, и иранский Рустам, и скандинавский Сегурд или Зигфрид, и древнерусский витязь Ярослав или Геракл, и знаменитый Рам, и многие другие, подобные им, были величайшими витязями и героями. Но все они пали под ударами своих судеб. Судьбоборцев, скажу тебе прямо, среди них не было. Вспомни, как они погибли? Кто-нибудь из них преодолел предначертанное? Нет! Победителем своей судьбы из всей земной когорты сверхгероев оказался один лишь Илья или Ро- досвет. Это с ним судьба никак не могла сладить. Вспомни хотя бы его поединок с тем же зарвавшимся Добрыней. Тогда наш герой, — слово «наш» старейшина выделил интонацией, и я это заметил, — Находился на волоске от гибели, но Добрыня все же не победил его. Почему?
— Потому что Родосвет, или Илья, в судьбу просто не верил. Он шёл по жизни стезёю своего рока, но не судьбы, — блеснул я своим знанием психологии ведических русичей.
— Илья верил, что пока он не исполнит на Земле своего предназначения, ничего ему не грозит. Что его путь не по судьбе.
— Оказывается, ты всё прекрасно понимаешь, но строишь из себя «олуха царя небесного»! — возмутился Добран. — Зачем спрашиваешь то, что тебе самому известно?
— Мы просто друг друга не поняли, — стал оправдываться я. — Мне показалось, что ты о чём-то другом.
— Ладно, прощаю! — смягчился старейшина. — Теперь ты понимаешь, почему Родосвет-Илья является олицетворением русского рода-племени? Наш этнос всегда шёл путём своего предназначения. В этом заложен великий смысл будущего планеты. Правда, христианам удалось на какое-то время сбить русских с толку. Но запомни, Юра, религии на земле-матуш- ке не вечны. Когда-нибудь слепая вера в Создателя сменится дорогой к нему, пониманием Творца и знанием его высших законов. Всё вернётся на круги своя. И потомки великих ари- ев-русичей снова обретут утерянный ими смысл. Как ты знаешь, ни мурома, ни мещера, ни меря не являлись финскими народами. Это историки их отнесли к финнам. Чтобы скрыть истинное. Все три племени представляют собой часть той самой чуди, которая сидит здесь перед тобой. — посмотрел на своих дочерей Добран Глебыч. — Потому от них и не осталось следа. Но ты можешь спросить, почему эти племена оказались так далеко на юге? Фактически рядом со степью. И я тебе отвечу: потому что они, если верить преданиям древних, войдя в лесостепь, отказались идти дальше и снова вернулись в родные леса. Другие же роды страх перед открытыми просторами не остановил. Они быстро адаптировались в новых условиях, тем более что в Сибири арийские племена освоили степь намного раньше европейских, значит, им было у кого поучиться иному жизненному укладу. Так в кубанских степях со временем появились загадочные меоты и синды. Другая же часть наших северных племён двинулась по бескрайней степи дальше. Не вслепую, а по дороге ранее ушедших на юго-восток соплеменников. Они и стали вместе с союзными ариями из Сибири той частью последней волны белых голубоглазых переселенцев, которые за полторы тысячи лет до рождения Христа ещё раз завоевали Иран и север Индии. Теперь-то ты догадываешься, родственниками какого арийского народа, вернее, племенного союза, мы являемся?
— Получается, что индов-иранцев! — не поверил я услышанному.
— Да, тех самых, которые в незапамятные времена перебрались из Беломорья и западных склонов Приполярного Урала сначала в степь, а потом и на северный Индостан, — кивнул головой старейшина. — И это не пустые слова, юноша. Поинтересуйся археологией. Вся наша библиотека в твоём распоряжении, — показал на шкафы с книгами новоиспечённый историк. -Поверь, никаких следов финно-угров, начиная с ІУ тысячелетия вплоть до времени верхнего палеолита, ни в Восточной Европе, ни на Урале, ни в Сибири ты не найдёшь. Только следы и захоронения европеоидов. Никаких следов представителей так называемой уральской подрасы!
— Я, конечно, почитаю, но мне непривычно осознавать, что Илья-Муромец был чудином, точнее, потомком индов.
— Никаких индов, Юра, в те времена ни в Восточной Европе, ни в самой Индии не было. А были арии, которые называли военную ипостась Творца Индрой. Вот и всё. Другие же, те, что продвинулись в Восточную Европу из бескрайних степей Сибири, называли Индру ещё и Перуном, что на древнем языке означает «огненный». Из них впоследствии и сложился костяк славян-кривичей.
— Кривичей? — удивился я.
— Да-да, — кивнул головой рассказчик, — Кривичей. Потому что только у них имя Создателя Сварога — Брахмы имело более сотни разных имён. У других ариев ипостасей Всевышнего было значительно меньше. Потому этих любителей называть Творца разными именами другие арийские роды и прозвали кривичами. Немного не такими, как все остальные. Это наши учёные мужи вьщумьгвают, что у смоленских и псковских кривичей был какой-то бог Кривела. До сих пор народы Западной Европы и не предполагают, что их далёкие предки в основной своей массе пришли из Сибири. Им вбили в голову, что Европа
— колыбель европеоидной расы. А Азия — это дикость и варварство. У европейцев украли их историю и возвращать её не собираются. Из Восточной Европы была заселена только Скандинавия и прибалтийский север Германской равнины. Все же остальные территории западной Европы вплоть до Пиренеев в течение нескольких тысячелетий были заселены исключительно сибирскими ариями. Волна за волной, как Шумер, Ханаан, Малая Азия, Иран или Индия. Вот я, наконец, рассказал тебе, кто мы. Но прежде чем ответить на твой второй вопрос о том, как нам удалось выжить и сохранить свою культуру, я должен объяснить, почему нас, прямых потомков ориан-ариев, пришедшие с юга единокровники обозвали чудью белоглазой. Сейчас ты всё поймёшь, — продолжил рассказчик. — Просто для понимания этого феномена надо вспомнить, что двенадцать тысяч лет назад перед гибелью нашей прародины и в Европе, и на севере Азии был совершенно иной климат. Как показывают данные исследования ископаемой пыльцы, в те далёкие времена таёжная зона располагалась значительно южнее. Непроходимыми лесами была покрыта территория нынешнего Казахстана, Средней Азии, современного Гоби, территория пустыни Такла-Макан и весь север Китайской равнины. В Сибири же и в Европе в основном простирались холодные северные сухие степи. Леса на север уходили только по поймам рек, там, где хватало влаги. Учёные подобные степи назвали «мамонтовыми». Они образовались, по их мнению, с середины плейстоцена. Примерно миллион лет назад. Но, как я уже сказал, после великой катастрофы и гибели сразу трёх континентов (Ориа- ны, Атлантиды и гигантского My) климат на Земле резко изменился. Он стал более влажным на севере и засушливым на юге. В результате чего в Центральной и Средней Азии стали образовываться степи. Со временем южные степи продвинулись и на территорию Сибири. Леса же, в свою очередь, распространились далеко на север. В Заполярье образовались заболоченные тундры. Ты должен знать, Юра, что основная масса переселенцев с гибнущей Орианы вынуждена была уходить на юг по Уральскому хребту и горным системам Восточной Сибири из-за грандиозного наводнения, затопившего часть Восточноевропейской равнины и огромные степные территории Западносибирской низменности.
— Мне это известно, — сказал я. — После погружения на дно океана северных шельфов, в результате очень низких температур, воды новообразовавшегося океана превратились в сплошную ледяную равнину. Из-за этого гигантские ледяные поля на некоторые время тормознули сток северных рек. По этой причине и возник тот локальный потоп — продолжение Великого потопа, который в недалёком прошлом поглотил три континента.
— Хорошо, что ты это представляешь, — кивнул головой лектор. — А теперь продолжим дальше: воды второго потопа, образовавшегося из-за ледяных пробок в устьях рек, затопили восточно-европейскую равнину в основном до северных увалов и Валдайской возвышенности. Западная же Сибирь оказалась под водой до Тургайской впадины, откуда вода хлынула в Арал. В результате этого локального, но довольно обширного наводнения обе группы переселенцев с Ора на некоторое время оказались оторванными друг от друга. Одна часть выжила на Уральской возвышенности, другая за Енисеем.
— Неужели никто из ориан не достиг берегов Западной Европы? — удивился я. — Одна Британия могла принять массу переселенцев!
— Британия оказалась слишком далеко. Куда ближе была Скандинавия. В основном её север. Туда и перебралась часть арктов. Тем более, что наш Кольский полуостров до первой войны атлантов и ориан, примерно 40-42 тысячи лет назад, являлся частью северной империи. Но на Скандинавии роды беженцев долго не задержались. В ту эпоху там был слишком суровый климат. Они двинулись через современную Карелию к югу после того, как схлынули воды запертых ледяной преградой северных рек. И очень скоро встретились со своими соплеменниками, которые пришли в бассейн текущих на юг рек, имею в виду Волгу, Днепр или Дон, со спасшего их от наводнения Урала. Вот и получилось, что одна группа эмигрантов с XI тысячелетия до нашей эры вместе с родами переселившихся много веков назад на просторы Азии бореалов начала осваивать горные системы Восточной Сибири, а другая стала расселяться по просторам Восточноевропейской равнины. Западная же Сибирь, после ухода высокой воды и изменения климата, быстро покрывалась движущейся на север тайгой. Таёжная зона стала завоёвывать и Сибирь Восточную, только в связи с суровостью климата скорость продвижения тайги к северу была значительно меньше, чем на Урале и в Восточной Европе. Именно по этой причине потомки ориан и слившиеся с ними бореалы долгое время не торопились на юг в открытые просторы. Первыми стали передвигаться в степь от наступающих с юга лесов потомки родов, которые освоили Урал и расселились по территории Восточной Европы, я имею в виду наших предков. Это произошло на рубеже X и VIII тысячелетий до н.э. Выйдя в продвигающуюся на север вслед за зоной тайги степь, западные арии частично ушли Европу, отапливаемую Гольфстримом после гибели Атлантиды. Там они столкнулись с представителями смешанных с неандертальцами бореалов и племенами северных европейских негроидов, особенно на территории современной Франции и Испании. Негроидные этносы, примерно 20-25 тысяч лет тому назад, продвинулись на востоке Европы где-то до Дона и Волги. Но впоследствии они были вытеснены на запад пришедшими с севера, Урала и Сибири бореалами. То, о чём я тебе рассказываю, подтверждается многочисленными археологическими находками. Например, в Сунгире, во Владимировской области, в 1955 г. были найдены захоронения князя бореала и двух подростков. Один из которых оказался негром.
— Я про это захоронение хорошо знаю. И про расселение по северу негроидной расы. И что у нас, в Абхазии, в горных аулах сохранились потомки тех самых европейских представителей чёрной расы.
— Хорошо, что это тебе известно, — улыбнулся рассказчик.
— Мне меньше хлопот. Ты наверняка знаешь и о тысячелетней войне, которую вели наши предки с архантропами, гибридными иберами, враждебными этносами из своих и примитивными негроидными племенами Европы.
Я кивнул.
— Поэтому на борьбе с «дасью» мы останавливаться не будем, — заключил старейшина. — Сразу перейдём ко второй многочисленной группе западных ариев, которая из степей северного Причерноморья в течение 2,5 тысяч лет продвигалась по югу. Сначала ушедшие с севера роды заселили Среднюю Азию, затем Иранское нагорье и потом из Средней Азии через горные хребты Гиндукуша прорвались в Индию. Это произошло примерно в VI тысячелетии до н.э. Может, на полтысячелетия раньше. Точной даты никто не знает. На Индостане, да и в Иране бореалы столкнулись с руинами более древней погибшей цивилизации. В Индии она известна как цивилизация Сарасвати. Обе эти цивилизации юга были разрушены в то же время, когда погибла прародина. Но здесь уже другая тема, на ней мы останавливаться не будем. Скажу тебе, что и цивилизация Сарасвати, и цивилизация Хараппы были построены в Индии выходцами с севера. То же самое можно смело сказать о Шумере и Египте. И ты, я думаю, это тоже должен хорошо знать.
— Мне многое известно...
— Вот и хорошо, значит, идём дальше, на наш русский, уральский и сибирский север, — поднялся со своего места старейшина. — Вот ты меня спросил, как мы, прямые потомки оставшихся на севере ариев или по научному арктов, смогли уцелеть во время повальной христианизации? Так вот я тебе отвечу: нас тогда ни в бассейне Двины, ни в бассейне Мезени, ни в бассейне Печоры не было.
— Как это, не было? — не понял я. — Вы что, жили тогда на Луне?
— Вроде того! — засмеялся Добран Глебыч. — Только Луна эта зовётся хребтами Урала. А теперь слушай самое главное: я несколько раз в своём рассказе обращал твоё внимание на то, что наш маленький народ во время великой катастрофы и последовавшего за ней потопа спасли хребты Приполярного и Среднего Урала. В горах нашим предкам ариям пришлось жить не одно столетие. Теперь, указывая на каменные фундаменты покинутых древних городов, вогулы говорят, что, дескать, здесь некогда жили бородатые великаны менквы. На самом же деле в городах обитали потомки ориан. Но города
— это далеко не всё. Наши умницы-предки сразу после своего переселения на Урал, открыли в горах гигантские естественные пещеры и рукотворные, построенные предшествующей орианской цивилизации, странные подземные лабиринты, и целые города, скрытые на громадной глубине. Короче, неведомый современным людям потусторонний, никем не освоенный мир. В самое страшное время холодов наши предки ушли под землю. Это потом, выйдя из пещер и подземелий, они начали строить на поверхности земли какие-то жилища.
— Так вот откуда родился авестийский миф о подземной варе, в которой легендарный Имма спас свой народ от наводнения, — не выдержал я.
— Это не авестийский миф! — снисходительно улыбнулся специалист по Уралу. — Вара — несколько иное изобретение. Она представляла собой гигантскую каменную стену. Но ты прав, в некоторых переводах Авесты, прежде всего, зарубежных, вару считают пещерой. Тут, скорее всего, два мифа сложились в один. С одной стороны память о варе, с другой
— воспоминания о подземельях Урала. Как ты знаешь, Авеста
— более позднее произведение, чем веды, и родилась она на стыке двух мифологий: мифологии ариев Европы и преданий ариев Сибири.
— Интересно, а настоящая вара где-нибудь стоит? — поинтересовался я.
— Конечно, — невозмутимо сказал старейшина. — Только искать её надо не здесь, и не на Урале, а в горах плато Путо- рана. Собственно плато Путорана и есть та самая легендарная вара Иммы, но это опять другая тема.... Чтобы ты понял, где жил мой народ вплоть до XVI века, я тебе кое-что сейчас покажу, — с этими словами Добран Глебыч повернулся к шкафу и, открыв его, вытащил ещё один альбом. — Здесь перевод некоторых летописей на современный язык, — пояснил он.
Потом, полистав свой альбом, он протянул его мне:
— На вот, почитай! думаю, ты всё поймёшь.
Я взял из его рук загадочный альбом и стал изучать страницы рукописи. На одной половине листа от руки был написан текст на древнерусском, на другой половине — перевод этого текста на современный. Я медленно, вдумываясь в каждое слово, стал читать предложенный мне текст. В летописи на первый взгляд вроде бы ничего неординарного не было. В ней рассказывалось, как некие новгородские чиновники, отправившиеся за сбором дани в Печорский край и в Югорскую землю, были там убиты. По этой причине граждане Новгорода в 1193 году послали туда свою дружину. Эта дружина, напав внезапно, взяла один город и двинулась к другому. Но местные заволочные люди оказали новгородцам упорное сопротивление. После нескольких кровопролитных боёв, новгородское войско приступило к долговременной осаде города. Прошло пять недель осады, город не сдавался. К своему ужасу новгородцы стали понимать, что у них на исходе продовольствие. Но и местным жителям надоела осада, они предложили новгородцам полную выплату дани и даже решили добавить к ней новую. Но новгородский воевода не согласился. Уж очень он хотел захватить строптивый город. Ему нужна была не столько дань, сколько сами люди и прежде всего — женщины. Но наступивший голод сделал своё дело: наконец, новгородский военачальник пошёл на уступки своим уставшим воинам. Он согласился взять в городе дань и свершить суд. Для этого решено было отправить в город восемьдесят дружинников, воеводу и двенадцать его телохранителей. Но как только новгородцы попали за стены крепости, их тут же всех перебили. После этого осаждённые вышли из города и разгромили всё новгородское войско. Спаслось менее сотни человек.
— Ну и что? — поднял я глаза на Добрана Глебыча. — Угры разгромили небольшое новгородское войско.
— Угры? — засмеялся старейшина. — Твои угры вплоть до XVII столетия жили в каменном веке. И железо, и бронзу они получали от татар и русских. И никаких городов, способных месяцами держать осаду, у них никогда не было. Все эти вогулы и ханты строили маленькие городки. Обычно на ярах по берегам рек. И никогда серьёзно ни с кем не воевали, тем более с новгородцами.
— У них иногда вспыхивали войны с самоедами, — вспомнил я исторические хроники.
— С такими же, как они сами, людьми каменного века, но не с теми, кто их намного сильнее.
— Ты хочешь сказать, что новгородцы пытались взять город чуди белоглазой? — прямо спросил я специалиста по Югре.
— Конечно! Мы тогда как раз и жили в предгорьях Урала.
— Интересно! И что же вы там делали?
— Строили крепости, учили вогулов выплавлять металл, тогда они ещё жили на земле теперешних коми-зырян, брали с них и оленных ненцев дань. Никаких тайн нет! Как только на Руси началась повальная христианизация, понимая, чем это грозит, мы снова подались на спасительный Урал. Кстати, потому новгородцы и не смогли взять наш город, что он стоял в таком подземелье, из которого галереи вели, куда угодно.
— Неужели тебе известны такие подробности? — искренне удивился я.
— Никаких особых подробностей мне неизвестно, — снова сел на своё место Добран Глебыч, — Просто я знаю правило. Все наши уральские крепости строились над подземными коммуникациями, пещерами и древними, неведомо кем построенными, подземными городами. Та древнейшая петрографическая Веда как раз и была найдена на стенах такого подземелья. Её срисовали в XI веке, — показал на лежащий альбом со старинными рисунками рассказчик. — Но это я так, к слову. На Урале мы жили более двух веков, Юра, — продолжил своё повествование Добран Глебыч. — В XII веке спасаясь от христианизации, через наши селения и крепости на восток в Сибирь подались вогулы. На их место через пару десятилетий с югов из Великой Перми прикочевали зыряне. Они заняли не только земли ушедших в Сибирь вогулов, но заодно и наши. Коми-зырян было немного, поэтому беды в их соседстве и захвате наших исконных земель мы не увидели. Так же как некогда вогулами, мы стали управлять и пришедшими в при- уралье зырянами. Ты наверняка слышал, как в начале XII века на Печоре появились два хищника-норвежца Ториор-Хунд по прозвищу «собака» и некий Карли?
— Слышал! — кивнул я.
— Они хотели разграбить капище юмалы — золотой ори- анской Лады, которую перенесли на Печору из храма на Ладоге наши словенские волхвы. П омнишь, чем это кончилось?
— Помню. Этих бродяг викингов вдребезги разгромили.
— Во-первых, викинги были далеко не бродягами. Они выполняли заказ самого Ватикана. То был христианский поход, вроде крестового, для пленения языческого «золотого идола». И, во-вторых, не коми спасли храм и золотую Ладу от гибели, а наши предки. Коми никогда не охраняли капища золотой богини. Они тогда были шаманистами и кроме своих духов леса, воды и неба никаких богов не признавали.
— Ты высказал насчёт зырян довольно весомые факты, — заметил я. — Обычно язычники чужих богов особо не чтут.
— Наши люди и перенесли Золотую Ладу после той битвы с норвежцами на Урал, — продолжил своё рассказ помор.
— Некоторое время золотое изваяние Лады было скрыто в пещерах, потом его перенесли в Сибирь. Дальше, я думаю, ты знаешь судьбу Золотой Лады и без меня.
— Но я не уверен, что мои знания истинные.
— Ты опять пытаешься меня отвлечь, — проворчал знаток тайны Золотой Богини. — Скажу тебе кратко, что унесли её наши люди с Урала во второй, на этот раз сибирский, центр древней орианской эмиграции. Имею в виду гигантские подземелья — кладовые плато Путорана. Но после образования Дудинки и Норильска, Золотая Лада могла оказаться и дальше на востоке, например, в подземных хранилищах дельты Лены.
— На Лене! — открыл я рот.
— Всё может быть, — уклончиво ответил старейшина. — А разве ты не знал, что в дельте Лены стоит подземный город?
— Нет, первый раз слышу.
— О нём, об этот городе, знают даже местные якуты. Не понятно только, как они узнали? Теперь ты понимаешь, как нам удалось избежать насильственной христианизации? — снова вернулся к теме Добран Глебыч. — Во время удара по Руси ордынского войска и прекращения движения христиан на восток. Это произошло, как ты знаешь, в XIII веке. Часть нашего населения с Урала вернулась на прежние места: в бассейн Печоры, Мезени, Двины и других рек. Но с подвижничеством Стефана Пермского, который огнём и мёчом стал насаждать новую христианизацию в земле перми и зырян, переселившимся снова пришлось перебираться на Урал. Вторая беда прокатилась по нашим землям в конце XIV века, третья волна преследования была тоже серьёзной, но она обошла нас стороной. Я имею в виду старания местных монахов. Их в XVI веке отвлекли возможности, открывшиеся в Сибири. Туда и хлынули толпы соловецких, архангельских и вологодских миссионеров. Мы остались как бы в тылу.
— А когда вы совсем покинули спасительный Урал? — задал я мучающий меня вопрос.
— В начале XV века, сразу после крещения великой Перми. Потому мы и оказались у наступающих на восток христиан в глубоком тылу. А дальше ты уже знаешь: после Никонианской реформы мы начали выдавать себя за раскольников-старооб- рядцев. Тем более что последние стали селиться недалеко от нас. Вот я и ответил на все твои вопросы, Юра.
— Нет, не на все, — улыбнулся я. — Мне не понятно, почему племена мурома, мещера и другие, подобные им, на Руси стали называть чудью, да ещё и белоглазой.
— Здесь всё просто! — засмеялся над моим вопросом Добран Глебыч. — В начале нашего разговора я тебе поведал о двух центрах миграции с Орианы. Один центр образовался на Урале, другой, восточный, — за Енисеем. Так вот, после изменения климата и продвижения на север таёжной зоны, часть уральских потомков ориан сумели прижиться в лесу. Другая их группа ушла на юг в причерноморские степи и оттуда дальше, в Азию. В Сибири же произошло всё по-другому. Как я тебе рассказывал, так оно на самом деле и было: леса по горным хребтам двигались на север медленнее, чем по равнине. Вследствие этого люди, живущие в горах, к ним не адаптировались. Не продвижение тайги вынудило жителей горной страны уйти к югу, в степную зону, а резкое изменение климата. Помнишь, с чего начинается Велесова книга? С катастрофы и ужасных холодов, а потом в ней говорится о переселении на юг. В результате население северного горного края не превратилось в жителей лесов. Уйдя на юг, они сразу стали степным народом. И через сотни лет, когда их потомки из бескрайних азиатских степей пришли на южный Урал, на территорию Восточной Европы, первыми, кого они там встретили, были их же собственные соплеменники, перебравшиеся в южные степи с Урала. Я не говорю тебе о нашествии киммерийцев и не трогаю знаменитых трипольцев, те события произошли в шестом, а может, и седьмом тысячелетии до н.э. Но если культура жителей Европы была пришельцам близка и понятна, то быт обитателей лесов им был в диковинку. С лесными жителями прикочевавшим из сибирских степей ариям сталкиваться приходилось. Язык и представления о строении Мироздания и у тех, и у других были близки, но в остальном жители лесов немало удивляли степняков-пришельцев. Поражали их подсечное малоплощадное земледелие, отказ от разведения больших табунов коней и многое другое. Отсюда и стали степняки называть лесных жителей «чудными», т.е. непонятными. Но, в отличие от темноглазых угро-финнов, окрестили их белоглазыми. Посмотри, у нас у всех, кроме тебя, глаза серого цвета. В старину такие глаза называли белыми. Удовлетворён?! Ответил я на твой вопрос?
— Только наполовину, — не моргнув глазом, заявил я.
— Как это? — поморщился от моей наглости старейшина.
— Мне хочется узнать, откуда в этих вот лесах, да и по всей Восточной Европе появились угро-финны.
— Ты это должен спрашивать не у меня, а у наших прикормленных историков. Да и не только у них, ещё и у западных политиков. Прикормленные выдумали так называемую уральскую подрасу, а политики на эту расу дали заказ. Вот и всё.
— По-твоему уральской расы не существует?
— Раса-то существует, только никакая она не уральская, а другая. Её можно назвать восточно-тибетской или гибридной центрально-азиатской, только не алтайской или уральской. Я думаю, ты должен хорошо знать, тем более, если общался с профессиональным антропологом, таким, как дядя Ёша, что по всей территории Урала и Сибири вплоть до афанасьевского времени, то есть до третьего тысячелетия до н.э., никаких монголоидов не проживало. Первыми монголоидами на востоке Сибири оказались предки народа инуит, то бишь эскимосы, которые ушли на север с юга Китая вслед за откочевавшими в ту сторону немногочисленными родами краснокожих. Надо учесть, что и тех, и других пустили на север через свои земли сибирские арии. Позднее по тому же коридору они пропустили предков чукчей, камчадалов и юкагиров. Племена переселенцев были спасены нашими предками от полного истребления. Не дай им возможности перебраться в пустующие земли на север, всем этим палеоазиатам пришёл бы конец. Следы юкагиров можно встретить до Оленека, но дальше на запад этот маленький народ не проник. Учёные же придумали сказку о продвижении на восток северных монголоидов и о смешении их в районе Урала с местными европеоидными племенами. Якобы в результате такого вот смешения и возникла известная всему миру уральская раса. Надо сказать, неплохо придумано! Только такое вот генетическое смешение имело место не в Сибири и не на Урале, а далеко на юге, на Тибетском нагорье. Куда проникли в VI тысячелетии до н.э. некоторые роды наших предков. Там, на Тибете, и родилась смешанная раса тех, кого в учёном мире принято называть финно-уграми, самодийцами и кетами. И ни в татарское время — 700-800 лет до н.э., а значительно позднее. Скорее всего, в гуннское время, а это уже V век, первые угры появились на Енисее, Алтае и южном Урале. Вероятнее всего они являлись союзниками белых голубоглазых гуннов, у которых угры многому научились. Прежде всего, жизни в степи и войне.
— Но ведь финны появились в Восточной Европе намного раньше угров, — возразил я.
— Верно, намного раньше, — согласился со мной лектор.
— Они пришли в лесную зону Европы вместе с легендарными фатьяновцами. Возможно, они и являлись частью фатьянов- цев. Пришли с юга со своим скотом и навыками ведения хозяйства. Но их было очень мало, буквально горстка. Поэтому наши предки и позволили им поселиться на пустующих землях. То событие произошло в четвертом тысячелетии до н.э. в трипольское время. Его неплохо изучили наши прикормленные. Даже они сделали вывод, что никакой войны с пришельцами у лесных племён не было. Всё обошлось мирно. Эти вот кочевники со временем и превратились в пермяков, веспов, ижорян, зырян,эстов, карелов и финнов. Их и сейчас немного, а в те далёкие времена было совсем мало.
— Но это не мешает финнам и эстонцам считать всю Восточно-европейскую равнину отобранной славянами финской территорией! — заметил я.
— Знали бы они правду, то так бы не считали, — улыбнулся специалист по финно-уграм. — Те же эстонцы живут себе и не подозревают, что все древние археологические находки примерно до III века на территории Эстонии — наши, чисто русские. То же самое можно сказать о Карелии и даже о самой Финляндии. Когда-то наш народ часть своей земли отдал несчастным, забитым финнам. Но эти несчастные и забитые благодаря западным политикам решили, что весь восток Европы принадлежал когда-то им!
— Ты ничего не сказал о мордве! — перебил я рассказчика.
— А зачем тебе вдруг понадобилась мордва? — усмехнулся старейшина. — По языку вроде бы финны, антропологически среди них попадаются лица с монголоидной примесью, а есть и чистейшие европеоиды. Среди них много рыжих, что говорит о межрасовом смешении. Один народ, а языка два. Язык эрзя и язык мокша, слыхал?
Я кивнул.

«Может, Никола Тесла ничего сам не придумал? — пришло мне в голову. — Просто кто-то познакомил его со знанием древних? Тогда этот кто-то наверняка сделал ошибку. Рано было землянам давать такое знание».
Возник в моей голове и вопрос, связанный с тунгусским дивом. Старейшина намекнул, что враждебная земному человечеству сила, используя мощь ионосферы, разрушила в тунгусской тайге какой-то уцелевший от предыдущей цивилизации артефакт.
«Что это был за артефакт? И что это за сила?» — вертелось в моей голове.
Добрана Глебыча я об этом так и не спросил. Думал, он сам расскажет. Вот бы с чем разобраться. Не мало удивило меня и то, что хуторские считают себя прямыми родственниками ушедших в Иран и Индию ариев. Интересно, что старейшина не разделил потомков ориан на индов и иранцев? У него везде один и тот же народ. Он даже славян не выделил. Коснулся кривичей, что якобы у них возникла масса ипостасей единому. Отсюда и прозвище «кривичи» — какие-то не такие, с изъяном. И про кельтов он ничего не сказал, да и про германцев тоже. Надо бы у него об этом спросить.
«Интересно, что он расскажет?» — с такими мыслями я накинул на себя пару свитеров и подался на веранду.
В импровизированном спортивном зале Добрана Глебыча ещё не было.
— Добран занимается «меньшими братьями», — улыбнулась вошедшая на веранду Ярослава. — С ним и дочурки. Вы всё утро проболтали, он теперь и навёрстывает.
— А почему я в стороне от дел?
— С чего ты взял? — засмеялась хозяйка. — Я вот за тобой и пришла. Пойдём, отнесём нашим четвероногим друзьям воду. Надо напоить коров и коней. Это у нас называется утренней разминкой.
«Интересно, — подумал я. — Везде в деревнях домашних животных пренебрежительно называют скотиной, а здесь четвероногими друзьями?»
— Я только с радостью!
— Вот и пошли! — улыбнулась Ярослава. — Каждой коровке по два ведра, то же самое нашим лошадкам. Подогревается вода у нас всегда в бане. Видел вдоль стены бочки?
— Видел, — кивнул я хозяйке.
— Мы топим баню, как ты уже понял, два раза в неделю, бывает и три раза. Потому вода всегда тёплая. Как видишь, всё у нас связано.
— А как бочки наполняете? — спросил я женщину.
— Очень просто — из скважины.
Через четверть часа, когда мы с хозяйкой напоили животных, Добран Глебыч вычистил стойла, а девушки наполнили кормушки своих четвероногих друзей душистым сеном, мы все вместе собрались на веранде.
— Что же вы мне сразу не сказали, что пошли трудиться? — обратился я к хозяину семейства.
— Не трудиться, а разминаться и пообщаться со своими четвероногими, — засмеялся старейшина. — А потом, тебя же пригласили. Так что, давай без претензий. Лучше бери в руки гантели и давай разогревать мышцы. Иначе на наших снарядах можно легко травмироваться. С виду ты парень здоровый,
— оглядел меня с ног до головы седоголовый тренер. — Мускулатура раскачена, но запомни, всё это бутафория. Истинная сила не в мышцах, а в нервах и сухожилиях. Вот, где она скрыта!
— Лёжа, я жму сто килограммов, стоя, одной рукой, — более пятидесяти! Разве это не сила? — засомневался я.
— Нет, конечно! — усмехнулся старейшина. — Когда окрепнут твои сухожилия, всё будет иначе. Ты сможешь брать вот такие стальные полосы, — потянулся он к стоящей у стены железяке в палец толщиной. — И сумеешь легко завязывать их в узел.
С этими словами Добран Глебыч запросто согнул толстенный стальной прут и подобно верёвке завязал его вокруг шеи своей жены Ярославы. От увиденного у меня волосы встали дыбом: никакого напряжения! Одними пальцами. Такого я никогда нигде ещё не видел.
— Видишь, какие у него шутки, — обратилась ко мне Ярослава. — С ним не соскучишься! А теперь заставит меня эту стальную верёвочку развязывать.
— Неужели ты сможешь это сделать? — вытаращился я на Ярославу.
Видя моё выражение лица, все четверо: и муж, и жена, и их красавицы дочери расхохотались.
— Мне такое пока не под силу. Он завязывает, он и снимает с меня подобные вериги, — показала жена на своего мужа. — Давай, развязывай!
— Пусть Юра попробует развязать, — показал на меня глазами мезенский богатырь.
— Нашёл, кому завязывать свой галстук! — засмеялась Ярослава. — Ты бы лучше Светлене и Светладе его повесил. У Юры наверняка бы сила утроилась.
— Потому я и нацепил на тебя железо, чтобы парня не позорить, — проворчал, снимая с изящной шеи жены стальную «верёвочку» Добран Глебыч. Ну как, понял, что такое сила? — посмотрел он на меня.
— Понял, — согласился я. — Такие фокусы я даже в цирке не видел!
— Чтобы укрепить сухожилия, необходимы статические упражнения. Причём под разными углами. Плюс ко всему растяжка всех без исключения мышц. Будет лучше, если этот процесс связать со статикой. Теперь понимаешь, зачем висят здесь эти брёвна? — показал мезенский силач на свои тяжёлые рядила. — Но мы с тобой начнём с малого — с цепей и стальных прутьев. С них надо начинать, иначе тебе не миновать серьёзных травм.
Добран Глебыч поднял лежащую в углу стальную цепь, намотал концы цепи себе на руки и став на середину напряг свои стальные мышцы.
— Это первый угол, — сказал старейшина через две-три секунды. — Он равен девяноста градусам, его надо считать основным. Начинается тренировка с такого угла. Потом, — сбросил тренер цепь с кистей своих рук, — угол у нас будет другой. Как видишь, он у нас где-то сто двадцать градусов.
Через мгновенье Добран Глебыч перешёл к углу в тридцать градусов.
— Вот они: три основных положения работы с кистью. Но напряжение должно продолжаться не более десяти секунд, иначе можешь получить травму. Не дай бог, потянешь или, чего доброго, порвёшь связки. Понятно, что напряжение мышц максимальное, иначе теряется всякий смысл.
Я взял из рук Добрана Глебыча цепь, намотал её на кисти рук и, встав на железные звенья ногами, попытался её порвать. От напряжения в глазах потемнело.
— Осторожнее! — предупредил седоголовый тренер. — Помни, что я тебе сказал. Не переусердствуй. И потом, ты не разогрелся. Давай-ка начни с гантелей.
Успокоив дыхание, я взял привычные для меня гантели и приступил к тренировке. Через полчаса, когда все группы моих мышц хорошо размялись и прогрелись, я снова взялся за цепь. Под руководством старейшины мне пришлось проделать с ней упражнения не только на бицепсы, но и на дельты, и даже на спинные.
— Всё, с железом пока хватит, — остановил мою тренировку Добран Глебыч. — Иди-ка к нашим барышням, помоги им с мешками. У нас сейчас началась основная тренировка. Вон как стараются! А я пока настрою нашу импровизированную дыбу.
Кивнув, я подошёл к девушкам, которые вместе с матерью взялись за установку своих любимых снарядов на полки с вырезами. Когда я вернулся к старейшине, у того всё было готово. Одно бревно раскачивалось под потолком, второе на цепях висело внизу.
— Ну что, попробуем? — посмотрел он на меня выжидающе.
— Давай! — храбро согласился я.
— Тогда становись на лавку и кисти рук закрепи в тех кожаных петлях, — показал поморский тренер на висящее под потолком бревно.
Я дотянулся до петель и сунул в них свои руки.
— А теперь, давай-ка сюда ноги, — поднёс ко мне на своих руках второе бревно Добран Глебыч. — Видишь прибитые к нему калоши? — калошами старейшина назвал нечто похожее на обрезанные сапоги. — Сунь туда ноги.
Я выполнил требование тренера. И тот стал медленно опускать бревно. Несколько секунд я висел на руках без груза, но потом, когда нижнее бревно потянуло меня к полу, от напряжения и натяжения из моих глаз посыпались искры, и я стал задыхаться.
— Всё! — донёсся до меня бас старейшины. — Хватит! Давай снова на лавку. Ты продержался целую минуту! Это очень много, парень! Если так дело пойдёт, то через месяц можно будет увеличивать груз.
После «дыбы» у меня кружилась голова, перед глазами плыли тёмные пятна. Я сидел на лавке и был искренне рад, что остался жив. Когда я поднял, наконец, голову, то увидел, что и женщины, и хозяин дома смотрят на меня с нескрываемым уважением.
— Повис и не звука! — восхищался моим поведением Добран Глебыч. — Взглянул, а у него глаза помутнели! Ты что, забыл русский язык? Если тяжело, надо тут же давать отбой!
— Сначала вроде терпимо было, — оправдывался я. — Это потом возник свет, а затем случился провал куда-то в темноту.
— Ты ведь чуть сознание не потерял! — положила мне руку на голову Ярослава. — Этот изверг, — посмотрела она с укором на мужа, — самого Кощея Бессмертного своей правилой со света сжить может. Только дай ему волю!
— Ничего! — засмеялся Добран Глебыч. — Посвящение, можно сказать, прошло на славу, это с непривычки так, потом ему понравится. Как почувствует прилив силы, то от моей дыбы его палкой будет не отогнать.
— Ты, папа, у нас увлечённая натура! Всё тебе нипочём! А вот Георгий от твоих экзекуций завтра соберётся и отчалит?
— посмотрела на меня вопросительно Светлена.
— Никуда я не отчалю! — поднялся я с лавки. — Всё нормально! Давай продолжим.
Мои слова окружающих явно удивили. Растерялся даже Добран Глебыч.
— Тебе что, мало?! — покачал он головой. — Или ты мазохист? Ты же сегодня от боли в суставах спать не будешь. Я на самом деле перестарался. Теперь надо ждать, пока они у тебя пройдут.
— А с чего вы решили, что боли у меня будут? — хорохорился я. — Может, всё обойдётся.
— Есть опыт, — вздохнул неудачливый тренер. — Давай- ка лучше я тебе покажу тренажер для кистей рук, — перевёл Добран Глебыч разговор на другую тему. — Вот, посмотри,
— снял он с гвоздя небольшой железный обруч с висящими на нём цепочками. — Видишь, на каждой цепочке кольцо? — показал помор на странный предмет.
— Заметил, но не понимаю, что это такое.
— А ты сунь пальцы в кольца, тогда всё и поймёшь.
Я сделал всё, что велел старейшина, и до меня дошло, что кисть моей руки оказалась в оригинальном тренажере.
— Теперь попробуй сжать руку в кулак! — улыбнулся мезенский тренер.
— Но такое не под силу никому! — удивился я.
— Под силу, под силу! Я могу согнуть всю эту чахлую конструкцию, просто не хочу. Берегу как память. Давай-ка попробуй ты.
Я изо всех сил напряг кисть. Стальной обруч даже не дрогнул.
— Тебе эти тренажеры как раз, — констатировал мои потуги Добран Глебыч. Давай-ка поработай с кистями. Пока ты будешь заниматься, я немного разомнусь правилом. Понимаешь, тело требует!
— Ещё как понимаю! — усмехнулся я, вспомнив свои тренировки в спортивных залах.
Когда я закончил знакомиться со всеми тренажерами, предназначенными для укрепления связок, Добран Глебыч уже закончил с тренировкой и помогал своим красавицам ставить на место мешки и импровизированные цементные гантели.
— Ну как? — изучающе взглянул он на меня. — Как себя чувствуешь?
— Нормально! — отозвался я. — Ты же сам сказал, что боли начнутся у меня только ночью.
— Тогда пойдём ужинать! Срок подошёл, ты наверняка сильно проголодался?
— Есть немного! — согласился я со словами своего тренера.
— Особенно после нашей интенсивной тренировки.
— Видишь, как быстро прошёл день за разговорами и здесь, в нашем зале? — подошла улыбающаяся Ярослава. — Ну-ка, девчонки, живее накрывайте на стол! — повернулась мать к своим дочерям, закончившим с уборкой. — К тому времени, как мы умоемся, чтобы всё на столе стояло!
— В одну секунду! — отозвались хором смеющиеся счастливые девушки.
Интересно было со стороны наблюдать за этой непонятной и странной семьёй поморов.
«Неужели все потомки чуди белоглазой такие же? — думал я, направляясь в столовую. Все они объединены мощнейшим полем любви. Настолько сильным, что я его ощущаю почти физически. Каждый член семьи буквально купается в этом поле. Не вещи и не деньги, а оно, это поле, делает этих людей счастливыми. Передо мной особый полевой организм, в нём, казалось бы, все люди разные, но по своей природе они воистину едины! Каждый человек излучает свет какого-то непостижимого знания и гигантский поток любви. Я начинал ощущать, что их поле превращает меня из закрытого и несколько замкнутого человека в такого же, как и они. Во мне рождалось какое-то неведомое доселе чувство. Чувство иной, незнакомой мне любви, направленной не только на моего друга Добрана Глебыча, его жену и двух милых девушек, но и на весь окружающий меня мир. Я по-другому начинаю смотреть на людей, на природу, даже на знакомые мне вещи. Здесь никто ни на кого не обижается, и не потому, что окружающие ставят своё «я» выше обид, а потому, что все недомолвки и недопонимания гаснут в поле великой любви людей друг к другу. Всё так просто! Надо друг друга любить, и всё. Больше ничего не надо. Вот она мудрость жизни! Но как мало осталось на Земле людей, которые это понимают».
От моих мыслей отвлёк меня голос Добрана Глебыча:
— Давай умывайся и к столу, Юра! За чаем я тебе расскажу случай, который произошёл после войны с моим отцом в Ленинграде. Ты поймёшь, что значат для мужчины сильные пальцы рук.
Слова старейшины меня заинтриговали и, сидя за столом, я с нетерпением ждал момента, когда Добран Глебыч вспомнит о своём обещании. Но вот на столе появились кружки с душистым травяным настоем, традиционные сметанные оладьи и мёд. Пришло время попить местный целительный чай и пообщаться. Заметив моё нетерпение и вопросительный взгляд на главу семейства, Ярослава, обратившись к мужу, сказала:
— Не тяни, расскажи парню приключение нашего деда. Видишь, он весь в ожидании. Просто стесняется тебе напомнить.
— Ты почему стесняешься? — повернулся ко мне старейшина. — Мы с тобой договорились. Или ты забыл наш уговор? А произошло вот что, — начал он своё повествование. — Сразу после войны мой отец был направлен из Архангельска в Ленинград на разборку разрушенных немецкими бомбами кварталов города. К этому времени из ополчения он давно демобилизовался, но работал в добровольческих бригадах по ликвидации военного наследия. В один воскресный день папа решил пойти за покупками на местную толкучку. Надо сказать, что после войны чего только на базарах наших городов не продавалось! От поношенной одежды и старого, ещё довоенного мыла, всяких булавок, иголок, деревянных ложек и бутыльков до трофейной германской и финской рухляди. Тогда в стране дефицит был буквально во всём. Государство, перешедшее на военные рельсы, понимая, что обеспечить народ оно не в состоянии, такую торговлю не преследовала. В те времена в центре спонтанно возникших базаров почему- то всегда оказывались цыгане. Это в наше время на рынках заправляют кавказцы, а после войны было несколько иначе. Цыгане одновременно и торговали, в основном краденным, и тут же успевали воровать. Что-то вроде бесперебойного конвейера. Понятно, что местные власти про их художества знали, но смотрели на цыганский синдром, как в наше время смотрят на кавказский или среднеазиатский. Ты же ведь знаешь, что нет никого продажнее нашего милиционера и чиновника. Сейчас местная милиция, кроме цыган, занимающихся продажей наркотиков, охраняет ещё и кавказцев. А тогда всё ограничивалось в основном одними цыганами. Но вернёмся к моему отцу. Идя по базару, он вдруг увидел, как у молодой, красивой русской женщины мальчишка цыган лет пятнадцати вырвал из рук кошелёк с деньгами и бросился в гущу стоящего на рынке цыганского табора. Женщина, отчаянно закричав, кинулась за грабителем, но через несколько секунд оказалась в окружении толпы молодых, здоровенных мужчин цыган, которые с криками: «Что ты тут делаешь, красавица?», стали швырять её по кругу, одновременно срывая с неё одежду. Кроме того, на шум прибежали ещё цыгане, мужчины и женщины, которые завизжали, что русская девица пришла совратить их мужей, что она известная шлюха, и что они, цыгане, от неё не могут отбиться. Когда на русской женщине почти не осталось одежды, цыгане мужчины выхватили из-за голенища сапог свои нагайки.
— Надо её проучить! — закричал их пред водитель. В общем, за пару секунд цыганами была разыграна сцена, в которой виновницей происходящего оказалась полураздетая русская девушка. И её требовалось ещё и «хорошенько проучить», чтобы она не предложила свои услуги «целомудренным» цыганским парням! Окружившие цыган русские парни не понимали, что происходит. Об отобранном кошельке, понятное дело, все забыли. Теперь бедная женщина пыталась доказать, что она цыганам себя не предлагала.
— Шлюха! — визжали, показывая на неё пальцами, цыганки. — Видите, она вся голая! Мужикам свои телеса показывала! Она всё время к нашим парням пристаёт. Всё время за ними ходит!
И тут мой папа не выдержал. Видя, как один из цыган замахнулся нагайкой, чтобы ударить ею затравленную, упавшую на колени русскую женщину, он отшвырнул стоящих перед ним цыган, и, поймав занесённую над девушкой руку подонка, сжимавшую кнут, пальцами отделил от кости часть мышцы цыгана, заоравшего не своим голосом. На моего отца тут же бросились с кнутами и кулаками остальные цыгане, но он никого не ударил. Отец молниеносно ловил их за руки и пальцами отрывал от рук и ног куски мяса. Вот и всё. Цыгане от боли и ужаса выли, падали на землю и корчились от боли. Но никакой драки не было. Все окружающие видели, что мужик только защищался, он никого не бил. Тут как всегда в нужный момент появилась наша доблестная милиция. Понятно, старика моего арестовали. За нанесение тяжких повреждений. Он успел коснуться своими руками многих! «Пострадавших» было больше десятка. Хорошо, женщина, которую он спасал, оказалась настоящей. Она тут же потребовала от милиции, чтобы ей вернули отобранный цыганами кошелёк. Понятно, что он вскоре нашёлся. Здесь цыгане прошляпили, подвела жадность. Факт кражи был налицо. Этим честная женщина очистила и своё имя, и оправдала заступничество моего папы. Но увечья, которые нанёс мой отец, были признаны неадекватными. Некоторые мерзавцы на всю жизнь остались инвалидами. С другой стороны свидетели произошедшего в один голос утверждали, что бывший ополченец никого не ударил.
Все видели, что он только защищался. Как тут быть? Началось тщательное расследование. Надо сказать, что та женщина, а муж у неё оказался полковником, тоже участвовала в спасении моего родителя. Она вместе с мужем носила ему передачи, нашла хорошего адвоката. Но до суда дело всё-таки дошло. На суде на вопрос, как такое могло произойти, что он никого не ударил, а травмы оказались серьёзными, мой папа пожал плечами и ответил, что он так отделал цыган не специально. Всё это случайность. Что хватка у него такая. От природы. И чтобы доказать им сказанное, попросил у присутствующих пару пятикопеечных или каких-нибудь других монет. Когда монеты ему нашли, он на глазах у председателя суда, судей и присутствующих двумя пальцами надел их в виде колпачков на большой палец. Как будто они были сделаны из фольги. Вот так! — с этими словами Добран Глебыч сложил на глазах у всех двумя пальцами мельхиоровую чайную ложку.
— Без демонстрации было нельзя? — улыбнулась его жена.
— Ты лучше расскажи парню про иную мужскую силу. Она ему поважнее.
— Про другую силу мы расскажем ему втроём, когда приедет Валентина. Ждать осталось недолго, — невозмутимо сказал своей жене Добран Глебыч. — А с ложкой ничего не произошло, видишь, она опять какая была, — положил он перед собой выправленную чайную ложечку.
— А что с твоим отцом произошло потом? — спросил я старейшину.
— Что с ним могло произойти? Суд ему поверил. Отпустили, но три месяца под следствием он все-таки отсидел.
— У меня вопрос к тебе, Добран Глебыч! Я когда-то читал рассказ одного генерала, который в журнале «Советский воин» описывал, как десять архангельских ополченцев в рукопашной одними ножами освободили от немцев остров...
— И пистолетами Т.Т., — засмеялся старейшина. — У них ещё были и пистолеты. Иначе бы их немцы как куропаток. Мы этот случай знаем. Вот её дядька участвовал в этом деле, брат матери, — кивнул головой в сторону своей жены Ярославы старейшина.
— Мир тесен! — улыбнулся я, вставая.
— Тесен, — согласился со мной Добран Глебыч.
Поднявшись из-за стола, мы направились со старейшиной
в его библиотеку. Мне хотелось ещё раз взглянуть на петрографическую веду Архея. Захватило непреодолимое желание разобраться, как она расшифровывается, и понять, почему её петроглифы были истолкованы именно так, как мне поведал помор.
Когда я углубился в изучение рисунчатого послания из бездны времени, Добран Глебыч, оторвавшись от какой-то своей книги,спросил:
— Как у тебя с сухожилиями? Они ещё не болят?
— Похоже, начинают, — отозвался я. — Но пока ничего страшного. Такая боль даже приятна.
— Хорошо, если так обойдётся, — вздохнул мой тренер. — Мы немного перебрали.
— Ты обещал мне объяснить участие мозга в накоплении силы. Почему вырабатывается тестостерон и гормон роста из твоей предыдущей лекции я понял, всё это связано с динамическими упражнениями, но как действуют на организм человека нагрузки статические, я не знаю.
— Видишь ли, тут связь, — отложил книгу мезенский философ. — Связь мозга человека, его сухожилий и мышц. Связь прямая: чем крепче жилы, тем сильнее мышцы. Мозг посылает мышцам такой энергетический импульс, какой способны выдержать сухожилия и мышечные волокна. Большего он послать не может. Иначе разорвутся и те, и другие. Статические же, да и предельные динамические упражнения заставляют мозг паниковать. Мозг осознаёт, что организм попал в экстремальные условия физических перегрузок. Значит, надо организму помочь. И мозг человека даёт команду на укрепление сухожилий и на усиление мышечных волокон. Не столько на их рост, сколько на изменение внутренних качеств. Именно поэтому у людей, занимающихся статическими упражнениями, мышцы огромными не бывают, но зато они стальные.
— Но у тебя мускулатура дай боже! — заметил я.
— Потому что, кроме статических упражнений, я ещё занимаюсь динамическими и упражнениями с предельными весами. Механизм тебе понятен? Всё идёт от мозга, он укрепляет тело, он же посылает к мышцам силовые импульсы. Это другая сторона медали. Именно от мозга и зависит наш гормональный фон. Мозг всему голова. Как видишь, всё предельно просто. Когда человек понимает, что всё идёт из его нервной системы, он правильно распределяет нагрузки. К сожалению, очень многие тренеры этот механизм недопонимают. Отсюда у спортсменов и травмы, и быстрый износ организма. Правильно меня женщины сегодня журили — во всём нужна мера!
— Думаю, со мной обойдётся, — попытался я успокоить своего седого друга. — Когда теперь пойдём на занятия?
— Тогда, когда у тебя перестанут болеть сухожилия и мышцы. А вообще, статическими упражнениями я балуюсь не более двух раз в неделю. Этого вполне достаточно. Иначе организм не успевает восстановиться.
В этот момент, закончив все дела на кухне, в библиотеку вошла Ярослава.
— Можно мне присоединиться к вашему разговору? — мягко сказала она. — Есть новости: из деревни сегодня утром приехал Болеслав, он сообщил, что Валя с детьми два дня, как будет в Архангельском, надо их скоро будет встретить.
-Ты снегоход водишь? — посмотрел на меня Добран Гле- быч.
— Конечно! — кивнул я.
— Тогда поедем на двух «Буранах» так будет сподручнее. И никого из нашенских приглашать не будем. Ты не против?
— Нет, конечно! — обрадовался я предложению хозяина.
«Скоро вся семья старейшины будет в сборе, — думал я. —
Вот бы посмотреть на взаимоотношения его с женами, да и на их взаимоотношения. Как интересно они его между собой делят?»
А между тем Добран Глебыч, обратившись к своей жене Ярославе, попросил:
— Поищи, милая, нашему гостю распечатку с работами Ульяма Невена. Видишь, он силится разобраться с петрографической Ведой Архея. И не знает, что подобные петрографические письмена были найдены в Мексике.
Услышав просьбу своего мужа, Ярослава подошла к шкафу с книгами и начала что-то искать в стоящих на полках распечатках. Вскоре она положила передо мной три здоровенных тома.
-Там ещё пять, — кивнула она на шкаф. — Одна беда, петроглифы Невена не читаются. Потеряны ключи.
— Точнее, не найдены, — поправил её муж.
Я ошалело смотрел на три огромные, чем-то напоминающие Библию, явно самодельные книги и не мог понять, о чём они, эти два удивительных человека, рассказывают? Кто такой этот Ульям Невен? И где он нашёл столько петроглифов, чтобы ими заполнить стоящие в этом шкафу книги. Целых пять книг!
— Постой! — жестом руки остановил свою жену Добран Глебыч. — Похоже Юра не знает, о чём ты ему говоришь. Тут вот какое дело, Юра, — обратился ко мне специалист по неизвестным артефактам и петроглифам, — Ульям Невен не был профессиональным историком. Он являлся горным инженером, который в начале XX века занялся раскопками в долине Мехико. Если бы Невен оказался ортодоксом от науки, он бы сам уничтожил своё открытие. А так, его находки похоронили другие.
— Ты имеешь в виду историков-профессионалов? — спросил я рассказчика.
— Именно их, кого же ещё? Ульям Невен на глубине 9 метров откопал неизвестную науке, очень древнюю, скорее всего, допотопную цивилизацию. За несколько лет интенсивных раскопок он собрал 30 тысяч различных артефактов. Из них более 2,5 тысяч петрографических табличек с неизвестной письменностью. Нашим людям в Нью-Йорке правдами-неправдами удалось достать их копии, — положил руку на одну из книг Добран Глебыч. — Можешь их сравнить с петрографической Ведой, которой ты сейчас занят.
«У них, оказывается, есть свои люди и в Америке, а может, и по всему миру!» — удивился я.
— Интересно то, — продолжал специалист по петроглифам, — что рисунки на табличках Ульяма Невена очень походят на петроглифы, рассказывающие о трагедии Архея: Похоже, в глубокой древности информация передавалась таким вот универсальным способом, и она была доступна даже тупым неандертальцам.
— Неужели вы сумели прочесть и все эти таблички? — раскрыл я одну из книг.
— Не сумели, — улыбнулся старейшина.
— Мы оказались тупее неандертальцев, — уселась в кресло Ярослава.
— Я что-то не пойму ваше откровение! Вы что, меня разыгрываете?
— И не собирались, — заверил Добран Глебыч. — Просто в табличках отсутствуют ключи. Очевидно, древние их знали наизусть. В том числе и неандертальцы. Ключи же архейской Веды по петроглифам таблиц не работают. Древнейшей Ве- дбй занимались наши жрецы ещё на заре времен, они смогли догадаться, что смысл её прямой. Не понять её может только идиот. Петроглифы таблиц намного сложнее. Без ключей к ним не подступиться.
— Возможно, ульям Невен нашёл и ключи к таблицам, — задумчиво сказала Ярослава. — Поэтому они его и убили.
— убили? — удивился я.
— Официально этого никто не признал, но, похоже, что так. Потому что сразу после его смерти в 1937 году в спешном порядке была уничтожена вся его коллекция.
— Тридцать тысяч найденных артефактов! — не поверил я услышанному.
— Я несколько не так выразилась, — сконфузилась Ярослава. — Не в прямом смысле. Её растащили по различным музеям и похоронили в их хранилищах.
— Сложили найденное туда, где ортодоксы хранят опасные для их теории находки, — дополнил жену Добран Глебыч.
— По образованию я историк, Юра. Окончила когда-то ЛГУ и сразу ушла из науки, — посмотрела на мужа Ярослава.
— И знаешь, почему ушла? Потому что истории как науки не существует. Я ушла из того, чего нет.
— Но ведь что-то же есть! — запротестовал я.
— Если нечто остановилось в своём движении вперёд, то оно умирает. Как развиваются другие науки? Отжившая теория сменяется новой, более передовой и современной. Чего не скажешь о науке исторической. За всю эпоху её становления не возникло ни одной новой теории. Заметь, ни одной! Артефакты, которые можно успешно спрятать, прячутся в музеи и масонские хранилища. О том, что нельзя скрыть, умалчивается. Стоят на Китайской равнине десятки пирамид, причём, некоторые из них намного превышают Большую египетскую, но историкам до них нет дела. Стоят пирамиды на Урале, на севере западной Сибири, Сибири Восточной, в горах Таймыра, среди гор Якутии, на Чукотке и Камчатке, но их наши академики в упор не видят. Не видят они и сотни затерянных на севере развалин городов и гигантских, заросших лесом, курганов.
— И на руины крепостей, и на курганы я насмотрелся. Находил в поймах рек даже искусственно прорытые каналы.
— Вот она наша современная историческая наука, — посмотрела на меня жена Добрана Глебыча. — Замкнута на себе, точнее, на мифе, которым умело манипулируют иллюминаты и им подобные. Миф же — прямое продолжение библейских, только имеет обёртку наукообразия. Если наука занята охраной ментальных испражнений тайных обществ, то перед нами уже не наука, Юрий-Георгий. И пора бы нам это признать.

— А у тебя какое образование? — спросил я Добрана Глебыча.
— Высшее военное! — улыбнулся помор. — Я двадцать лет служил, объездил весь бывший Союз. И всё-таки вернулся на родину. В мир чистых рек и озёр, нашего студёного моря и в мир прекрасных людей с незамутнённой психикой.
От воспоминаний меня оторвал лютый холод. Мой костёр почти погас. И спустившийся с гор холод стал проникать под одежду. Я быстро подкинул на угли приготовленный сушняк и, посмотрев на звёздное небо, стал дожидаться, когда он разгорится. Через несколько минут костёр вспыхнул с новой силой. И тут я вспомнил про лежащий в моём рюкзаке трофейный пистолет-пулемёт.
«Зачем-то он мне понадобился? — подумал я про себя. — Игрушка неплохая, но и улика против меня серьёзная».
Я достал «Узи», вынул магазин и пересчитал патроны. Их оказалось всего четыре. Зато второй магазин был полным.
«Собрался, как на войну! — подумал я про долговязого. — Он бы ещё гранат с собой прихватил. Всё-таки зачем я взял эту приблуду? — осмотрел я ещё раз оружие убийцы. — Оружие это мне ни к чему, только лишняя тяжесть. Но зачем-то в свой рюкзак я себе его сунул? Наверное, так надо. Пусть лежит, только воткну в него полный магазин. Может, он мне где-нибудь и пригодится? Скорее всего, не мне, а кому-то другому, тому же Чердынцеву, например?»
Я снова затолкал перезаряженный пистолет-пулемёт в рюкзак и начал укладываться на ночь.
«Мне идти да идти, а холодные ночи уже начались, — думал я, поглядывая на яркие звёзды. — Скоро, после заката, установится стабильная минусовка. А у меня ни хорошей одежды, ни достаточно тёплого спальника. Надо поторапливаться. Туру, или по-местному Тура, скоро останется на юге. Я поверну от неё круто на север. Навстречу зиме. Значит, будет по ночам ещё холоднее, — рассуждал я, забираясь в свой спальник. — То, что доберусь, сомнений у меня не возникало. Но как выбраться в жилуху зимой? По снегам и по трескучему морозу? Бог не выдаст — свинья не съест. — Вспомнил я старинную русскую поговорку. — Что-нибудь придумаю. Главное, чтобы вконец одичавший и озверевший Чердынцев меня не слопал. Судя по тому, как он со мной общался, старик пострашнее моих волков. Такого укрощать — безрадостное занятие».
Проснулся я, как всегда, за час до рассвета. В быстром темпе развёл костёр и поставил на таган чай. Согреваясь у огня, я невольно вспомнил пережитое. Прошёл меньше половины пути, но уже наследил. Не хотел, но получилось так, что хуже некуда. Надо быть теперь вдвойне осторожнее. Каждый день идти до упора. Успех только в скорости. И стараться никому из местных на глаза не попадаться. Больше проколов не должно быть! — дал я себе установку на будущее. Теперь свернув влево, я целый день уходил от Туры или Туру на север. Сначала путь мой шёл вдоль безымянного горного ручья. Потом идти пришлось по каменной осыпи между мелких молодых лиственниц. Осыпь сбила скорость. Приходилось то и дело обходить крупные валуны и спотыкаться о сухостои. Местность становилась всё выше и выше, со временем справа и слева замаячили довольно высокие хребты. Теперь дорога моя шла по заросшему ерником распадку.
«Хорошего помаленьку, — думал я. — О рыбалке придётся на время забыть, пока не выйду на реку. Интересно, идут ли за мной мои проводники — волки? Что-то долго молчат».
В вершине распадка пришлось подниматься на перевал. Когда я, наконец, вскарабкался на горный кряж и огляделся по склонам, солнце уже стало склоняться к западу. Его низкие лучи равнодушно освещали гигантскую страну заросших чахлым лиственничным лесом гор и глубоких тёмных падий. Передо мной лежала суровая дикая красота горной северной тайги. Открыв рот от волнения, я наблюдал, как над всем этим хаосом скал и пожелтевшего лиственничного леса застыли на фоне голубого неба белые хлопья облаков, как где-то вдалеке под ними, тяжело взмахивая крыльями, парит орёл.
«Горы есть горы, — думал я. — Красивее их, наверное, ничего нет на свете! Сказочная страна. Не верится, что всё это я вижу. Интересно, какую тайну она скрывает? Судя по легендам эвенков, в этих местах предгорий плато Путорана когда- то жили загадочные нгомэндри, а рядом с ними обитали легендарные маленькие чури. Кто были эти нгомэндри и чури? Если верить эвенкийским преданиям, нгомэндри считали себя властелинами гор, они слыли богатырями, были высоки ростом, носили бороды и имели голубые, как это небо, глаза. И ещё они разводили в этой горной тайге огромных оленей, которых оставили эвенкам в наследство. Некоторые предания тунгусов рассказывают, что в древности северные, горные нгомэндри и их родственники на юге — эндри одомашнили даже зверей Индры — огромных мамонтов. Неужели всё это было правдой? — думал я. — Вот бы найти здесь, на этой земле, какие-нибудь артефакты, подтверждающие легенды? Чури — вообще загадка. Кто они такие? Может, горные родственники саамов? Легенды рассказывают, что они были маленькие и подчинялись белым богатырям. Но горы и тайга помалкивают. Куда-то исчезли нгомэндри, ушли ещё дальше на север чури. На их место подкочевали эвенки, а затем по рекам до этой дикой страны добрались и русские».
Я посмотрел туда, куда мне надо было идти.
«Пока солнце высоко, надо успеть добраться до воды. Иначе дело — дрянь. Без чая не отдохнуть».
И я начал медленно спускаться в вершину нового распадка. Эвенкийские легенды гласят, что нгомэндри ушли под землю. Сделали то же самое, что квели селькупов и чудь белоглазая у поморов.
«Как это понимать? Правда о квелях западной Сибири в некоторых селькупских преданиях говорится, что их сожрал мифический демон — кволикожар. Есть легенды, что квели исчезли из-за прихода откуда-то с востока злых людей — зверей маден-куп. Но селькупы и реликтового гоминоида называют таким же именем — человек-зверь. Может, это память о войне квелей-людей былой расы с архантропами? — думал я. — Эвенки тоже имеют массу преданий о войне белых богатырей эндри с дикими лесными чулуканами. Короче, одни вопросы.
А ответов нет. Их надо как-то найти. Но как? Правда одна из эвенкийских легенд, которую я десять лет назад записал в Ми- рюге, рассказывает, что нгомэндри под землю не уходили, а после появления на Лене якутов подались со своими оленями куда-то на северо-запад. Якобы с тунгусами у них отношения были хорошие, но с якутами не сложилось. Все предания о родах нгомэндри и эндри очень конкретны, но как понимать «ушли под землю»? Может, просто от какой-то неизлечимой болезни основная масса вымерла? И уход с Лены и Вилюя белых богатырей после продвижения туда якутов был обусловлен не войной с ними, а страхом заразиться от пришельцев чем-то таким, от чего нет спасения? Первых якутов на Лене была лишь горстка, и их никто не боялся. Страх был в чём-то другом, — размышлял я, шагая по мелкому лиственничному редколесью. — И действительно, якуты двинулись на север из Центральной Азии из-за рассадника заболеваний. В Прибайкалье они долго не задержались. Вытесненные оттуда предками бурят в пойму Лены, забитые и обескровленные, якутские роды в военном отношении были не опасны. Но именно с их приездом начинается повальное вымирание эвенов, эвенков и юкагиров. О совпадении речи идти не может. В хрониках прямо сказано, что северные инородцы от якутов переняли смертельные хвори и массово вымирали. Скорее всего, легендарные нгомэндри по этой причине и двинулись к Енисею. А там куда?» — задал невольно я себе вопрос.
И тут я вспомнил о загадочных мангазеях, о народе, про который рассказывают многие русские летописи, но следы которого до сих пор не найдены. Кто они были, эти воинственные властелины Лукоморья? Известно, что одевались мангазеи, не как самоеды. Одежда у них была иной, наподобие эвенкийской. Носились по тайге и тундре они на лыжах, подшитых соболиным мехом.
«Здесь, скорее всего, летописцы присвистнули, — подумал я. — Соболий мех на лыжи не годится. Наверное, лыжи мангазеев были подшиты шкурой выдры. Но самое главное
— то, что все летописи о землях Лукоморья рассказывают, что мангазеи были высоки ростом, голубоглазы и светловолосы. И что самое интересное, говорили на понятном казакам языке».
От пришедшей в голову догадки я даже остановился.
«Неужели тазовские мангазеи и путоранские нгомэндри — один и тот же народ? Постой-постой! — рассуждал я про себя.
— Мангазеи... На что походит это слово? На название реки Алазеи! А как перевести?»
Выйдя к небольшому ручейку, я сбросил рюкзак и взялся за разбивку лагеря. За час до полной темноты и первых звёзд у меня всё было готово. Усевшись на валун и глядя на языки пламени костра, я снова вспомнил о реке Алазеи и мангазеях.
«Как же перевести имя властелинов Лукоморья?» — задумался я.
То, что я имею дело с пракритом или языком бореалов, сомнения не было.
«Ман», понятно, — муж или мужи, «га» — движение, но что обозначает «зея»? — ломал я голову. — На востоке есть приток Амура, река Зея, — вспомнил я. — То же самое слово. Чтобы оно не означало, слово «мангазеи» можно перевести, как мужи, пришедшие с того места, что именуется зеей. Значит, пуровские и тазовские мангазеи были пришельцами,
— сделал я вывод. — Пришли они в западную Сибирь... Уж не с Алазеи ли? — пришла в голову догадка. — А там, на восток от Индигирки, на Алазее в основном, у местных эвенов- юкагиров бытует мнение, что в Момских горах на гигантской территории северных отрогов Черского до сих пор живут загадочные шелаги или омоки».
От того, что воскресло в памяти, на лбу у меня выступил пот. Несколько лет назад во втором номере журнала «Северная Азия» подшивки за 1928 я прочитал, как на съезд малых народов севера в 1927 году в Якутск прибыл некий К.Катаев, который назвал себя омоком или представителем народа аладжи. И К.Катаев, и прибывшие с ним люди говорили на языке, который не походил ни на эвенкийский, ни на якутский, ни на юкагирский, но был похож на русский. После того, что услышали эти люди на съезде, а разговоры шли о создании на севере оленеводческих колхозов, они в спешном порядке покинули Якутск и исчезли. До сих пор все попытки их обнаружить не увенчались успехом. Припомнились мне и индигиркские записанные А.Л.Биркингофом сказки. В одной из них говорилось, что до прихода на север юкагиров, эвенов и якутов, на Яне, Индигирке, Колыме, Омолоне и других реках жили огненные люди. Они обитали в больших посёлках, мылись в банях, потому и имели название огненные. И ещё у них было пристрастие — охотиться на лосей. Якобы они всех лосей в горной тайге и перебили. А потом куда-то исчезли...
«Неужели моя догадка верна? — спрашивал я себя. — Часть белых голубоглазых людей, говорящих на древнерусском языке, когда-то ушла с северо-востока на плато Путорана, а потом перебралась за Енисей на Таз и Пур. Иначе как объяснить их название?»
Припомнились мне и предания русско-устьинцев, в которых говорится, что их предки пришли ни Индигирку с Анадыря.
«Как это понимать? Почему с востока на Запад, а не наоборот? Может, вообще часть людей белой расы пришла на северо-восток Азии с американского континента? — думал я. — Сколько найдено на Американо-канадском севере и на территории Центральной Америки мумий и захоронений европеоидов? Их кости, по утверждению канадского исследователя, историка Томаса Ли, можно встретить на всех северных островах».
И невольно перед моими глазами возникла летопись, где говорилось о походе молодого князя Мирона Шаховского в страну мангазеи. Именно в страну. На территорию, которую они контролировали. Это случилось в 1600 году. Войско двинулось на четырёх кочах и двух лодках-коломенках. В Обской губе флотилию застигла буря. Волны выбросили корабли на пустынный берег. Но русским повезло. Люди все спаслись. Спасли казаки и стрельцы и свои припасы. В это время к берегу прикочевали самоеды. Целовальник, поверенный князя Шаховского, Семён Новосёлов раньше имел с ними дело. Он определил их как мирных ненцев. Целовальник выменял у самоедов на муку оленей и нарты. И экспедиция двинулась в Лукоморье сушей. «На Пур и Таз! — скомандовал Мирон Ша- ховский. — Вперёд!» Проводниками согласились быть ненцы. Вся тундра знала, что на мангазеев идёт князь Шаховский. Идёт с войском ставить крепость. Простодушные ненцы хорошо встречали русских. Они радовались хлебу и тканям. И ещё больше железным лезвиям ножей. Но однажды проводники самоеды покинули лагерь Шаховского. А на следующий день тоболяне были окружены голубоглазыми и бородатыми мангазеями. Копья и стрелы полетели в русских. Летопись говорит, что ратные люди защищались храбро и упорно. Но больше половины отряда погибло. Раненного князя Мирона спасли олени. Русское маленькое войско погибло. Но удивительное дело. Ни раненных, ни сдавшихся на милость победителя казаков мангазеи не тронули. Мало того, он собрали разбежавшийся отряд Шаховского и помогли ему добраться до Таза. Помогли Мирону Шаховскому срубить стены крепости.
«Как такое объяснить? — ломал я голову. — Победили, но в тоже время стали союзниками? Почему? А не потому ли, что поняли, с кем имеют дело? С такими же, как они сами, голубоглазыми и светловолосыми, говорящими на понятном языке?»
— другого объяснения этому феномену я не нашёл.
И когда в 1601 году к стенам Мангазеи подошли одиннадцать кораблей воеводы Рубца, их встречали как гостей и уцелевшие казаки, и местные жители, которые от казаков отличались только одеждой. Примечательно, что земли Пура и Таза англичане называли эллинской Гипербореей.
«Уж не потому ли, что жители этих мест были яркими европеоидами? — размышлял я. — Оказывается, тайна мангазеев
— не такая уж тайна. Она легко разгадывается. Было бы желание. Но может, на меня так действуют горы? — огляделся я на утонувшие во мраке вершины. — Что-то вроде просветления. Или я научился считывать информацию напрямую из поля? Так или иначе, но пора ужинать и на боковую».
Когда я лежал в своём спальнике, внезапно раздался волчий вой.
«Мы рядом, спи спокойно».
«Молодцы, что не бросили! — ответил я матёрому, уже засыпая.
До обеда я двигался вдоль заросшего ерником распадка, между двумя невысокими каменными грядами. Можно было пересечь харальгон, той стороной дорога обещала быть получше, но ломиться сквозь сплошную заросль не хотелось. В этих местах следов зверья было ещё больше, чем на Туру. То и дело я пересекал оленьи тропы, шёл по лосиным жировкам и обходил кучи медвежьего помёта. Медведи ходили голимой брусникой.
«Очевидно, где-то близко от моей тропы проходят обширные брусничники, просто мне на эти плантации ещё не посчастливилось натолкнуться», — думал я, обходя очередную «мину», оставленную медведем. Но через пару километров я оказался на склоне холма, который от спелых ягод брусники казался красным.
«Ничего себе, сколько здесь ягод!» — невольно остановился я, поражаясь увиденному.
В это время, при виде человека, из брусничника, громко хлопая крыльями, поднялся выводок глухарей. Птицы отлетели в сторону и уселись на близстоящие кряжистые сосны. Мне хотелось набрать себе ягод, но для этого надо было тор- мознуться, потому я ограничился сбором брусники на ходу. Когда ягодная плантация, наконец, закончилась, я даже обрадовался. Теперь ничто не отвлекало меня от сосредоточения на дороге. Как я ни старался, но по моим подсчётам в сутки я проходил меньше двадцати километров. Тормозили частые обходные маневры, непроходимые заросли ерника и долгие, изнурительные спуски и подъёмы. К вечеру я буквально выбивался из сил, а результата не было.
«Вот, что значит — ломиться через горную тайгу напрямик,
— раздумывал я. — Сейчас занимаюсь фактически топтанием на месте, что характерно либо для сумасшедшего, либо для отчаявшегося в жизни человека. Может, я уже свихнулся? — спрашивал я себя перед новым препятствием, возникшим на пути. — Посмотрел бы кто на меня со стороны! Одежда превратилась в сплошные дыры, надоело зашивать. Не лучше и с обувью. Ещё неделя такой вот дороги, и тайга меня разденет. Чтобы выжить, мне придётся спешно обрастать шерстью,
— смеялся я над своим положением. — Может, все эти йети, тунгу, мангики, чулуканы так в тайге и появились? Одичали, окончательно озверели и остались жить среди природы. Может, и меня ждет то же самое?»
Любопытно, что моё тело стало привыкать к холоду. По ночам, хотя температура стабильно опускалась ниже нуля, я не мёрз! Не ощущал холода и на пронизывающем северном ветру.
«Вот они, первые признаки озверения, — думал я, — ещё немного, и одежда мне станет не нужна, тело покроется толстой, как у дикого вепря, шкурой и такой же жёсткой колючей щетиной».
От подобной перспективы где-то в глубине души становилось жутко, хоть я и понимал, что мне это не грозит. Раздумывая над своим положением, я вышел по ручью к небольшому таёжному озеру. Оно образовалось в результате оползня и было в диаметре около ста метров. Место оказалось необыкновенно живописным: вокруг воды стояли золотые, в осеннем наряде, лиственницы, над ними застыло синее, без единого облачка, небо, а вокруг виднелись в дымке тумана горные вершины! Невольно залюбовавшись пейзажем, я подошёл поближе к воде, чтобы напиться. Но когда наклонился над зеркальной поверхностью и увидел, как мне показалось, своё отражение, то чуть не закричал от ужаса, осознав, в кого я превратился. На меня в упор смотрела страшенная буро-чёрного цвета звериная морда, вся в шерсти, с толстым носом и торчащими во всем стороны жесткими усами. На какую-то долю секунды сознание приняло кошмар, глядящий на меня из-под воды, за моё отражение.
«Всё! — подумал я. — Моя песенка спета. — Озверел!»
Но вдруг на глазах рожа поднялась из-под воды и превратилась в громадную выдру, которая, извернувшись змеёй, медленно поплыла вдоль берега.
«Так вот, кто глядел на меня из-под воды, — наконец, дошло до моего сознания. — Значит, есть надежда, что озверение откладывается».
Напившись чистой ледяной воды, я двинулся к лесу. В конце его мелькнул табунок оленей. Рогатые красавцы убегали в гору под защиту леса.
«Хоть места и пустынные, но звери человека знают, — отметил я про себя. — Значит, надо быть начеку».
Встреча с человеком в этих местах не сулила ничего хорошего. Поздно вечером, когда я таскал сушняк к своему костру, из распадка раздался волчий вой.
«На твою тропу вышел большой медведь, будь осторожен».
«Не было печали, так черти накачали, — вспомнил я пословицу. — Не хватало ещё войны с местным шатуном!»
Невольно перед моими глазами промелькнули прошлые встречи с косолапыми.
«Хорошо, если зверь идёт по моим следам из любопытства, а если моя персона для него — объект охоты? — размышлял я, гладя в огонь. — Что тогда? Короче, не спать мне сегодня ночью».
И я спешно занялся изготовлением из подручного материала самодельного экрана.
«Со стороны костра зверь не опасен, — я это хорошо знал.
— Плохо, если он подойдёт со спины, особенно, когда человек спит или дремлет».
Соорудив со стороны леса из срубленного молодого лиственничника нечто, вроде загородки, я уселся на свёрнутый спальник и, положив рядом взведенную «сайгу», отключил внутренний диалог.
Через несколько секунд эхолот моего глубинного бессознательного стал внимательно изучать окружающую местность.
На расстоянии сотни шагов от моего лагеря ничего подозрительного не было. Но тут я почувствовал на себе внимательный взгляд какого-то неведомого мне существа. Но что удивило, взгляд, разглядывающий меня, не излучал злобы. Холодка в солнечном сплетении не ощущалось. Через секунду я понял, что мой маленький лагерь с расстояния двухсот с лишним шагов изучает косолапый.
«Шёл бы ты своей дорогой! — послал я ему телепатическую реплику. — Человек у костра — тебе не враг, у нас разные дороги».
Моё послание привело зверя в замешательство. Вскочив со своей лёжки, он стремительно бросился к ближайшему лесу. Мне хорошо было слышно, как из-под его лап полетели камни. Но отбежав метров 50-60, зверь вдруг остановился. Он снова повернулся в мою сторону и тихо зарычал. В еле слышном мною рычании косолапого было удивление и вопрос:
«Почему я понимаю тебя, человек? Кто ты?»
«Такой же бродяга-охотник, как ты.» — ответил я мысленно зверю.
Поняв, что ничего ему не угрожает, косолапый стал медленно приближаться к тому месту, откуда убежал.
«А мне с охотой не везёт, — услышал я его рычание. — Думал, что-нибудь от человека мне может достаться...»
«Вот оно что? У тебя, оказывается, проблемы, Потапыч! Скоро в берлогу, и жир вроде бы набрал, но не можешь добыть мяса. Перед лежкой на зиму тебе обязательно надо его поесть. Иначе дело — дрянь. Что мне с тобой делать? — размышлял я. — Ты не враг, а обыкновенный поберушка-неудач- ник. Может, заняться и мне охотой? Запасы мои подходят к концу. Рюкзак почти пуст. Раньше я постоянно рыбачил, но сейчас реки поблизости нет. Иди моей тропой, — обратился я к наблюдавшему за мной медведю. Может, мне повезёт, завтра я буду охотиться.
«Ты, наверное, не человек, — донёсся рык зверя. — Такими люди не бывают. Я пойду за тобой».
«Вот и все переговоры. Теперь можно и поспать», — улыбнулся я сам про себя.
В порядочности медведя я не сомневался. Это люди могут говорить одно, а делать прямо противоположное. Звери не знают, что такое подлость, они прямодушны, и если можно так сказать о животных, честны. Проснулся я, как всегда, затемно. Наскоро позавтракав, я двинулся в сторону очередного перевала. Поднявшись на небольшое поросшее карликовой берёзой и редкими лиственницами плато, я остановился. В том месте ягельник был явно поеден оленями.
«Значит, где-то рядом и стадо», — стал я осматривать склоны соседних сопок.
Но сколько я не вглядывался, увидеть мне так ничего и не удалось. В то же время я чувствовал, что дикари далеко уйти не могли. Надо их поискать, дал я себе установку. И стал не спеша разбирать следы недавно пасшегося на этом плато стада. Через пару часов поиска я увидел отдыхающих оленей. Стадо не более 50-60 голов лежало среди камней на таком месте, что подойти к нему на выстрел было практически невозможно. Со всех сторон лежащих на отдыхе оленей ограждала такая крепь, что продраться через неё без шума не представлялось возможным.
«Что же делать?» — думал я, разглядывая в бинокль лежащих на отдыхе рогачей.
Хотелось не просто добыть зверя, но добыть такого, от которого в стаде больше вреда, чем пользы. Или одинокую старую самку или что ещё лучше, старого рогача, у которого большой гарем, но оплодотворить своих самок он уже не в состоянии.
«Как же выкурить оленей с их лёжки? — раздумывал я над сложившейся ситуацией. — Ни с какой стороны к ним не подобраться. Если опуститься в распадок и попробовать подойти к ним снизу, они убегут в гору. Со стороны склона тоже не подойдёт — обязательно услышат».
И я решил ждать. Должны же они когда-нибудь сами покинуть свою «крепость». Я уселся на валежину и, прислонившись спиной к лиственнице, стал наблюдать за стадом. Таким образом мне пришлось отсидеть около часа. Олени спокойно лежали на своём склоне, некоторые из них вставали и медленно бродили между лежащими.
«Это караульные! Молодцы, знают своё дело, — любовался я рогачами.
Но вдруг всё стадо разом поднялось и, потоптавшись на месте, двинулось к вершине гряды под защиту леса. Как ошпаренный я вскочил со своего места и кинулся в ту сторону, куда двинулись олени.
«Только бы успеть!» — думал я.
Но тут мои глаза заметили, что часть стада начинает смещаться в мою сторону. Я сбросил рюкзак и, став за деревом, стал ждать. Дикари шли не торопясь, спокойно, уверенные, что
никакой опасности рядом с ними нет. Через несколько секунд я стал различать самцов от самок. Впереди шла старая важенка.
«Её трогать нельзя, — сделал я для себя заключение. — Она самая опытная и умная. За ней шли самки помоложе. Позади них двигались быки. Моё внимание привлёк огромный, окружённый важенками бычина. Он был на голову выше всех остальных самцов, казалось, вместо рогов на голове у него вырос целый лес.
«Вот ты-то мне и нужен, — снял я «сайгу» с предохранителя. — Как производитель ты уже никакой, но молодых самцов будешь гонять ещё долго».
Расстояние между мной и оленями сокращалось. Я поднял ружьё и стал ждать момента, удобного для выстрела. Наконец, бычина оказался в пределах досягаемости моего оружия. Но в этот момент его закрыли от меня другие олени. Я продолжал ждать. И мне, наконец, повезло. Бок рогача появился в моём прицеле. Взяв точно под лопатку, я нажал спуск. Услышав резкий хлопок выстрела, олени, задрав хвосты, галопом бросились через заросли ерника к лесу. Когда стадо исчезло, я подошёл к лежащему на земле быку. Олень был мёртв.
«Прости, — сказал я ему. — Без тебя и стаду будет лучше, и мне ты нужен. Через два-три дня у меня не останется даже крупы. Будет только чай. А на одном чае долго не протянуть».
Через несколько минут я снял с оленя камусы, потом занялся вплотную его разделкой.
«Ну и здоров же ты! — смотрел я на него. — Тебя переворачивать — целая проблема. Сколько же тебе лет?»
Я посчитал отростки рогов оленя, получилось восемнадцать.
«Ты должен мне сказать «спасибо», — поднял я голову зверя. — Век твой уже прошёл, умер ты легко, не успев испытать страха. И не от волчьих зубов. Так что давай на меня без обид. «Отдыхай» и возвращайся в своё любимое стадо».
Себе я решил взять задние ноги. Срезать с них мясо, нарубить шашлыков, испечь всё сразу на углях и с таким запасом провизии идти дальше.
«И всё-таки, кого олени испугались? Кто-то их потревожил? — размышлял я над случившимся. — И самое главное
— вовремя! Кто бы это мог быть?»
Но разбираться с этим вопросом времени у меня не было. Почувствовав скорую поживу рядом со мной, на сухую лиственницу уселся ворон. Он важно ходил из стороны в сторону по толстому сучку, и было видно, что изнемогал от нетерпения.
«Ты, братец, что-то совсем оголодал! — посмотрел я на него.
— Подожди немного. Скоро наешься вдоволь. Всё, что здесь лежит, я не унесу. Да и медведь, который скоро сюда придёт, целиком оленя не осилит».
«Буду ждать», — прокричал ворон, нисколько не удивившись, что человек с ним запросто общается.
«Наверное, с такими, как я, ты уже здесь встречался, — отметил я про себя поведение птицы. — И всё-таки, какой бес спугнул оленей с их лёжки? Кто-то ведь их поднял?»
И тут я опять почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Подняв голову, я увидел бесшумно вышедшего из-за деревьев знакомого медведя. Зверь появился с того места, откуда сбежало недавно потревоженное стадо.
«Так это ты организовал среди оленей тревогу? — мысленно обратился я к косолапому. — Не будь тебя, никого бы я не добыл».
Услышав мою реплику, лохматый громадина остановился и, опустив лобастую голову к земле, стал мотать ею из стороны в сторону.
«Просишь себе заслуженный кусочек? — понял я его жест.
— Не торопи, я скоро пойду, а ты — молодец! Загон организовал по всем правилам!
«Не молодой я, потому и умный, — прорычал Топтыгин. — Видишь, и тебе верю, потому тебя не боюсь».
«Подобных мне немного, — взвалил я на плечо свою ношу,
— потому с другими людьми будь осторожен. Они с тобой разговаривать станут языком выстрелов».
«Их я очень боюсь», — посмотрел на меня косолапый своими маленькими наивными глазами.
«Вот и хорошо! — махнул я ему на прощание. — Удачи тебе и будь осторожен!»
Отойдя от туши добытого оленя с сотню шагов, я обернулся. Медведь был уже около мяса. Он поднял на меня свою красивую голову, и в его морде мелькнуло выражение благодарности.
«Звери, что люди, — думал я, перешагивая через валежины.
— Они, как и мы, умеют переживать и, возможно, по-своему испытывают чувство товарищества. Дожил! — улыбался я сам себе. — Завёл дружбу с волками, в приятельских отношениях С медведем... Интересно, что ждёт меня впереди?»
Ощущение единства с окружающим миром пьянило. Удивительное, небывалое чувство какой-то особой полноты жизни. Раньше ничего подобного я не ощущал.
«Расту или деградирую? — спрашивал я себя. — Впрочем, какие могут быть сомнения? Конечно, расту! Скоро дойдёт до того, что не захочется возвращаться в жилуху. Построю где-нибудь здесь у реки или озера избушку и заведу дружбу с четвероногими. По крайне мере, звери честнее и надёжнее людей. В их простых отношениях нет понятия о продажности, зависти, лицемерии и предательстве».
Рассуждая таким образом, я занялся своим лагерем и приготовлением оленьего мяса. Чтобы испечь на углях шашлыки, требовалось нарезать побольше берёзовых прутиков. Когда такая операция была завершена, я посолил и поперчил кусочки нарезанного мяса и надел их на берёзовые шампуры. Дело осталось за костром. Сушняка вокруг хватало. Поэтому через пару часов угли были готовы. И я приступил к последнему этапу задуманного. Мяса было много, поэтому печь его пришлось почти до рассвета. Естественно, после бессонной ночи надо было хорошенько отдохнуть. И я решил устроить себе однодневный отпуск. Тем более что запас моих продуктов пополнился, а минусовые ночные температуры позволяли за него не беспокоиться. Первое, чем я решил заняться, была стирка, а потом на повестке дня стояло штопанье дыр на одежде. Без этого было нельзя. Иначе мой вид любого нормального человека может привести в ужас. То, что Чердынцев вменяем, я, откровенно говоря, сомневался. Но всё равно пугать его не хотелось. Начал я приведение себя в порядок с бритья, закончил с иголкой в руках, когда на дворе стояла глубокая ночь.
«Ну, вот и всё, — поздравил я себя. — Теперь можно и на боковую!»
Но продремав пару часов, я проснулся. Внутренний сторож говорил, что всё в порядке, никого подозрительного поблизости нет, но спать почему-то не хотелось. Подкинув в костёр сушняку и улегшись поудобнее, я опять погрузился в свои воспоминания. Мысленно оказавшись снова на русском севере, я увидел себя сидящим в библиотеке Добрана Глебыча. Передо мной лежала петрографическая Веда, рядом сидел хозяин дома, и со мной о чём-то говорила его жена:
— Ты понимаешь, Юра, почему наши дочери не выходят замуж за кого попало? И сыновья наши очень редко женятся на девушках из системы. Если такое и происходит, — взглянула Ярослава на своего улыбающегося мужа, — то это случается, если есть надежда такую девицу привести в чувства. Научить её любить и ценить своего мужа, правильно относиться к своей матери и, что очень важно, к будущим детям. Вот он, — кивнула Ярослава на Глебыча. — С такой красоткой горюшка хлебнул. Не будь меня, неизвестно, чем бы его затея кончилась.
— Ты имеешь в виду Валентину? — спросил я.
— Конечно, её. Сейчас она другая. Родилась заново, стала более продвинутой, чем я. Теперь я у неё учусь... Но какая она была, когда из мира нелюдей оказалась под этой крышей! Ужас! В ней всё бунтовало, каждая её клетка бесилась.