Команда Света 11-22
Портал вознесения. Форум Духовного роста и СамоСовершенствования.
Сайт-агрегатор эзотерических знаний.

Мир «безрассудно молчалив», то есть в истории нечего искать ответа о предназначении человека, смысла его жизни, поступков. В ней нет ни заданий, ни вопроса. Это значит, что она сама по себе абсурдна. И только человек своими действиями и поступками вносит в эту разрозненную реальность нечто упорядочивающие, гармонизирующее, структуризирующее. Человек сам вносит смысл в то, что он делает, и в саму свою жизнь. Сама суть философии человека XX века — человека как перманентного кризиса. Кризис, пограничная ситуация — вот остановившиеся мгновения жизни человека, когда у него умирают старые схемы и рождаются новые смыслы. В это время обессмысливаются старые готовые ответы на вопросы «что я могу знать», «во что я могу верить», «что мне делать», ибо эти ответы имеют смысл, когда мы верим, что у жизни есть логика, и нам есть на что надеяться. Но как только мы соскочили с колеса обыденности, или нас выбросило, мы вдруг узнаем, что в этом мире все идет своим ходом, и решается без нашего участия, что в мире нет места, предназначенного для нас. Это и есть пограничная ситуация. В процессе ломки старых ценностей человек пересматривает свои прошлые отношения с миром, в нем рождается новое качество. Поэтому человек не есть совокупность того, что в нем есть, но совокупность того, чего в нем еще нет, и чем он может стать. Это и есть показатель саморазвивающегося нового качества сознания. Кризис свидетельствует о незавершенности, незамкнутости, несамодостаточности человека. Так называемые «глобальные проблемы современности» — это не проблемы экологии, экономики, политики, но проблемы человеческого бытия, которые каждый решает сам. Кризис — вот поворотный пункт в жизни человека. Это отнюдь не одно мгновение, не происходит раз и навсегда. Скорее, это пунктиры, вехи, и одновременно болевые точки, в которых человек экзистирует, переживает собственную жизнь в ее диалектике, сущности и существовании.

Ясперс принимает все положения экзистенциализма, но в его концепции присутствует Бог. Это не страдающий Христос. Он не имеет материального опыта. Бог Ясперса ближе к Ничто Хайдеггера. Но он недоступен человеку и находится за пределами человеческого. Путь человека к себе у Ясперса настолько тяжел, что здесь не поможет даже Бог. Человек сам решает поставленную задачу, тем самым приближаясь к Богу. В отличие от традиционного христианства, движение к Богу происходит не через ритуал и таинство. Бог не каждому открывается. Задача приближения к нему — личная, творческая. Только тогда, когда человек научится самостоятельно и творчески решать свои проблемы, тогда можно говорить, что в его жизни появился Бог.

Это один из наиболее ярких представителей «философии жизни» — интуитивизма. Бергсон учил, что мозг является для мышления механическим орудием, которым оно пользуется, и что ум может постигать только все окостенелое и мертвое, а не жизнь, которая в своей сущности не может быть познана при помощи понятий. Психический индивид, по Бергсону, представляет собой текучее, не связанное разумом, неделимое многообразие. Жизнь может быть познана только благодаря переживанию интуиции. То же самое можно сказать и об универсуме. Так как он живет, растет в процессе творческого сознания и свободно развивается в соответствии с внутренним, присущим ему стремлением к жизни, жизненным порывам. Величие Бергсона заключается в той силе, с которой он сумел дать иное направление отношению человека к душе и к миру. Новые отношения можно охарактеризовать как стремление полностью положиться на чувственные представления, в которых выступает содержание идей. Новые отношения характеризуются как проникновение с глубоким доверием в непоколебимость всего данного, выступающего как простое и очевидное. Его позволительно квалифицировать также как мужественное саморастворение в созерцании и любовное стремление к миру во всей его наглядности. Своеобразие логики интуитивизма заключается также в модификации устоявшихся традиционных структур нашего мышления, законов исключенного третьего и достаточного основания. Роль этой модицикафии можно сравнить с ролью неэвклидовой геометрии Лобачевского в естествознании. Эта интуитивная в основе своей, мистическая логика востребована современными учеными самых разных специальностей. Так, Нильс Бор в связи с открытым им принципом дополнительности, применимым во многих разделах науки, и не только науки, определил истину как такое утверждение, что противоположное ему — тоже истина. Интуиция, согласно Бергсону, — это «подвижная бахрома» вокруг интеллекта, живое знание, помогающее жизненному порыву проникнуть во все новые области духа, обеспечивая этим творческую эволюцию человечества. С интуицией, как гносеологическим орудием мистики, тесно связаны «открытые» религии, по Бергсону, в отличие от «закрытых», укорененных в этом мире, приспособленных к нему с помощью интеллекта. Для обозначения временного аспекта «открытой» религии Бергсон использует термин «динамическое», а «закрытой» — «статическое». Генезис всякой религии описан Бергсоном следующим образом: «мы представляем себе религию как осуществленную процессом научного охлаждения кристаллизацию того, что мистицизм, пылая, влил в душу человечества».

Центральное понятие для Юнга — это бессознательное, освобожденное от сексуальности, но обладающее универсальной надперсональной природой. Аллегорическому объяснению Фрейда Юнг противопоставил символическое толкование. Бессознательное продуцирует вновь и вновь некоторые схемы, которые формируют представления человека. Юнг называет эти символические схемы изначальными образами, или, иначе, архетипами бессознательного. Они не принадлежат ни конкретным социальным обстоятельствам, ни индивидуальному опыту, но являются выражением всеобщих человеческих нужд, инстинктов и потенций. Архетип сам по себе нейтрален относительно всех определений добра и зла, он не прекрасен и не безобразен, не морален и аморален. Он — форма, в которой заложены возможности для предельных проявлений добра и зла. Архетип сам по себе пуст, это форма, то есть способность репрезентации.
Бессознательное вообще выполняет и компенсаторную, и направляющую роль по отношению к сознанию. Лучшая характеристика бессознательного — представление о ней как о потоке жизненной энергии, которая может трансформироваться, переходить из одного вида в другой.
В самых глубинных основаниях, общих всему человечеству, лежит коллективное бессознательное, психический пласт, из материалов которого строится бессознательное наций, объединенных общим прошлым, затем групповое бессознательное и, наконец, любая духовная индивидуальность. Коллективное бессознательное — это место встречи, стыка пространственно-временного единства с безвременным и беспространственным бессознательным (метафора Юнга такова: человек как гриб, а коллективное бессознательное — грибница). Принятие идеи коллективного бессознательного в качестве фундамента социальности человека означает признание постоянной драмы, которая раскрывается на границах личности и коллективного бессознательного. Основные архетипы располагаются в таком порядке. Сначала идет Персона, - маска, которую человек надевает при встрече с другими. Маска — бессодержательное средоточие социального. Это не то, что человек есть, а то, за что он сам и другие люди принимают этого человека. Далее — Тень, индивидуальное бессознательное, вытесненные события, комплексы, мотивы. Далее — Анима, женское в мужском, и Анимус, мужское в женском. И, наконец, Самость, объединяющая сознание и бессознательное. Она есть объем личности, центр целостности и ориентир, цель жизни. Самость для Юнга — это объективная реальность и одновременная основа для дальнейшей психологической конструкции будущего недифференцированного состояния души, как предпосылки и цели человеческой духовной эволюции. Юнг считает, что жизненной целью человека должно быть признание и овладение всем спектром собственных возможностей, то есть самопознание в самом полном смысле этого слова. Свойство души, помогающее человеку освободиться от диктата собственных предрасположенностей, Юнг назвал трансцендентной функцией. Трансцендентная функция помогает человеку ориентироваться и существовать в границах неизбежного символического и мифологизированного мира, указывающего на нечто неведомое, пребывающее по ту сторону, непостижимого Бога. Никто не знает, каковы последние основания этого мира. Поэтому мы должны их принимать такими, какими их испытываем.
Индивидуализация, по Юнгу — согласованность психологических структур души, позволяющая даже человеку, распятому на кресте этого конечного мира, прозреть взглядом своим, чувством, мыслью и интуицией, прозреть трансцендентно и действовать согласно с этим знанием.
Последние два десятилетия своей жизни Юнг погружается в мир алхимии. Он показал, что основные архитипические мотивы, характерные для алхимии, проявляются в сновидениях наших современников, незнакомых с алхимией. Юнг продемонстрировал, что мир алхимических символов вовсе не относится к куче хлама, оставшегося от прошлого, но находится в совершенно реальных и живых отношениях с самыми последними открытиями в психологии бессознательного. Не только психология бессознательного дает ключ к тайнам алхимии, но и алхимия снабжает психологию бессознательного многозначной исторической основой. Алхимик видит сущность своего искусства в разделении и анализе, с одной стороны, и синтезе и объединении, с другой. Прежде всего, он рассматривает первичное состояние, в котором противоположные тенденции и силы находятся в конфликте. Вторым по значимости идет вопрос процедуры, с помощью которой снова можно было бы привести враждебные элементы и качества, некогда разделенные, к единению. Первичное состояние, именуемое хаосом, не является данностью с самого начала, но должно рассматриваться как первоматерия. Начало деяния не является самоочевидным, еще в большей степени не является самоочевидным ее конец. Все бесчисленные спекуляции о природе конечного состояния отражены в природе его предназначения. Самым распространенными являются идеи о его неизменности (продления жизни, бессмертия, чистоты), его двуполости, одухотворенности, телесности, его сходством с человеком и божественности. Какими бы трудными и необычными ни казались для непосвященных язык и образы алхимиков, они становятся живыми и яркими, когда выявляются взаимоотношения между символами и процессами бессознательного.

Штайнер — основатель антропософии. Он считает, что всякая философия, которая стремится оставаться только в границах обычного сознания, может достигать лишь косвенного познания истинного существа человеческой души. Как математик имеет перед собой свои задачи, так духоиспытатель — свое собственное «духовное око». Исследователь чувственного мира направляет свою науку вовне, на результаты, исследователь духа применяет свою науку как подготовку к «видению».
Штайнер считает, что в древности в самом человеке утрачено то, что некогда делало философию действительно переживанием. Чувственная наука пользуется органами чувств, и то, что рассудок мыслит о наблюдении чувств, является обобщением передаваемого чувствами содержания. Живя в таком познании, человек познает себя только как физическое тело. Философия же была сначала душевным содержанием, которое переживалось не физическим телом, не органами чувств, но так называемым эфирным телом, которое лежит в основе физического и содержит в себе сверхчувственные силы, давшие форму и жизнь физическому телу. Древние философы, по Штайнеру, развивали свои идеи с помощью именно эфирного тела. Утратив для познания эфирное тело, духовная жизнь человечества утратила и характер реальности в философии, которая стала чисто мыслительным построением. Антропософия призвана сделать шаг к возвращению эфирного человека, чтобы философия обрела действительность.
Современная космология стала только надстройкой над тем, что естествознание познает через математику и опыты. Из этого опять-таки можно понять только физический мир и физическое тело человека. Но уже эфирное тело непонятно. Еще более непонятно душевное или духовное в человеке. В душе есть внутренняя жизнь, есть внутренняя жизнь Космоса. Древняя космология была прозрением внутренней жизни Космоса. Этим прозрением включалось астральное тело человека, то есть основа эфирного. В мышлении и чувствовании мы можем увидеть лишь его отблеск. Астральное существо может быть понято только как член Космоса. Утратив познание астрального существа человека, современное познание утратило и ту космологию, которая могла охватить собой человека. Антропософия должна сделать шаг к возвращению познания астрального человека, чтобы возвратиться к действительной космологии.
Штайнер считает, что религия в первоначальном смысле строится на переживании, когда человек чувствует себя независимым и от физической, и от эфирной сущности, и от Космоса. Содержание этого переживания составляет подлинный дух человека, то, на что слово «я» только намекает. Благодаря такому переживанию человек чувствовал свою связь с божественным миром, сверхчувственным познанием человек снова связывает себя с этим миром. Сверхчувственное познание переходит тем самым в религию. Для того, чтобы это произошло, нужно узреть истинную суть «я».
Далее, Штайнер считает, что только тот, кто признает миры, пережитые душой в доземном бытии, тот сможет также поднять свой взор к Тому, кто как Христос до события мистерии Голгофы жил только в этом бытии и, пройдя через Голгофу, связал этим актом свою жизнь с земным человечеством. Штайнер считает, что души земного человечества лишь в постепенном развитии приобрели то состояние, в котором пребывают сейчас. Люди седой древности мыслили и чувствовали совсем не так, как сейчас. Человек прежнего времени переживал между бодрствованием и сном промежуточное состояние, которое было отрешено от внешних чувств, но которое раскрывало действительность духовного. В этом переживании древнему человеку давался ясновидческий опыт его доземного бытия. Но у древнего человека не было совершенно отчетливого переживания «я», которое есть у нас теперь. Переживание «я» выступило лишь постепенно в ходе человеческого развития. Решающей для развития «я» эпохой человечества была та, в которой произошло событие Голгофы. Между древним человеком и Голгофой переживание отзвука доземного бытия становилось все более смутным. Знание человека о себе стало раскрываться больше как чувственное, физическое, земное бытие. До этого человек знал о своем вечном сущностном ядре и о бессмертии, но постепенно забыл его. Смерть стала мучительной загадкой для человека. Эта загадка была разрешена для человека благодаря событию Голгофы. Христос сошел на почву земного бытия из мира, где человек живет в своем доземном бытии. Соединение переживаний бодрствующего сознания с существом Христа и во взоре, обращенном к нему, человек может со времени Голгофы найти то, что в древности находил благодаря естественному свойству своего сознания. В этом проявление Спасения и Искупления. Но и после Голгофы переживание Христа постепенно терялось. То, что в древности человек черпал в естественном переживании самого себя, в более позднее время должно было даваться ему через связь со Христом. По слову апостола Павла, «не я, но Христос во мне». Он должен был пронизать человека, чтобы стать его вождем через врата смерти («Верующий в Меня имеет жизнь вечную», Евангелие от Иоанна). То, что древнее знание, углубленное сообщениями посвященных, дало человеку, как переживание вечного, благодаря восприятию переживания Христа станет философией, которая может опираться на принцип Отца. Отец снова может быть увиден в Духе как проникающее сущее. Благодаря познанию Христа, сущности внеземного мира, принявшей земное тело в человеке Иисус, космология приобретет христианский характер. В истории человечества Христос познается как существо, имеющее в ней решающее значение. Благодаря оживлению угасающего познания вечного человека, человеческая душа из чисто чувственного мира, развивающего «я» сознания, будет обращена к Духу, и ей станет доступным переживание Духа вместе с Богом-Отцом и Христом.

Рене Генон является самым радикальным нонконформистом нашего времени. Он вводит понятие «современность». Само введение этого понятия является прорывом. Понять, что мир, нас окружающий, есть не просто «все», не просто данность, но современность, — это поставить под вопрос базы языка, основы рефлексии, захватывающие наиболее донный пласт смыслов. Современность играет в доктрине Генона такую же роль, как понятие капитал играет в марксизме. Современность — это все, что нас окружает, и будучи погруженными в ее поток, мы сами становимся частью современности. Следовательно, мы усваиваем метаязык и язык современности. Ее парадигмы некритичны и без дистанции, как данность. Вводя понятие «современность» и разбирая ее основные черты, Генон жестко выходит за ее рамки. Из целого и общепринятого, таким образом, современность становится фрагментом, частью, которую в таком качестве можно и нужно поставить под вопрос. Генон вне контекста современности, и это выход за контекст, за границы метаязыка конвенциональной мудрости является острием его позиции. Генон противопоставляет современности Традицию. И он описывает парадигму Традиции, ее структуры, основы ее метаязыка. Такое отношение к Традиции называется традиционализмом. Традиция есть законченная реальность, а традиционализм — намерение. Традиционализм как генонизм сопоставляет между собой два метаязыка: метаязык современности и метаязык традиции. Этого не делает ни человек современности, ни человек Традиции. Отсюда любопытнейший момент: люди современности пропитаны некритически усвоенными элементами традиции, и, наоборот, люди традиции, которые живут сейчас, контаминированы элементами современности, которые они объективно впитывают из среды. Грань, дистанция - видны только для традиционалистов, как способных провести концептуальное сопоставление двух метаязыков. Традиционализм является антитезой чистой современности, то есть такой современности, из которой вычли остальные элементы Традиции. В основе метаязыка Традиции, вскрытого Геноном, лежит ряд постулатов относительно качества времени и пространства. Современность видит однонаправленное время как главную реальность, вечность понимается не более чем ментальная абстракция, созданная по контрасту с осмыслением реальности. Вечность для современности — категория негативная, не имеющая онтологического основания. Такое отношение абсолютизирует время как процесс. Бытие выступает только во времени. Вне времени нет бытия. Следовательно, процесс времени положителен. Отсюда вытекает поклонение эфемерности, культ преходящности, догма становления. В чистом виде время мыслится как бесконечная поступательность, не имеющая цели. Традиционализм Генона опрокидывает этот базовый исходный пункт метаязыка современности. Генон утверждает, что вечность есть бытие, его наиболее чистая форма проявления. А время есть процесс фрагментации вечности, умаление ее бытийного содержания. Следовательно, время конечно, имеет отрицательное, с онтологической точки зрения, направление. Но так как отрицание — не самодостаточный принцип, то время как процесс деградации относительно и циклично. Вся система метаязыка современности основана на время-поклонничестве. Традиционализм переворачивает пропорции. Можно себе представить, как сыпется мысль, наука, быт после того, как в базовых механизмах нашего предмышления поменены эти элементы. Последователи Генона считают, что это означает революцию сознания, по силе многократно превышающую все психоделические и социальные перевороты. Раз время под воздействием вечности превращается в цикл, и мы можем схватить все время, то оно превращается в пространственный ансамбль. Это основа символизма. Фигура, круг с крестом, является абсолютным символом традиции, кодом ее метаязыка.
В метаязыке современности пространство однородно, в метаязыке же традиции оно разнородно. То, что лежит справа и слева, с запада или востока, сверху и снизу, — все неравнозначно, качественно отлично. Следовательно, существует два мира вещей. Современные вещи взаимозаменяемы, однородны, серийны. Вещи Традиции дифференцированы, уникальны, символичны, привязаны к метафизическим комплексам смыслов.
Из всего этого вытекает фундаментальная разница в основных ценностях. Основная ценность современности — это человеческая жизнь (как жизнь потребителя и производителя). В Традиции человеческая жизнь не является высшей ценностью. Она лишь средство к трансформации и обожению. Высшая ценность — преображение и трансцендентное.

Томберг — наиболее яркий представитель христианского герметизма двадцатого века. Он исследует истоки герметизма, воплощенные в Арканах Таро. Томберг выделяет четыре основные элемента познания: Мистику, Гнозис, Магию и Герметическую философию. Сущность чистой Мистики — творческая активность. Мистиком становится тот, кто смеет подняться, то есть выпрямиться, все больше стремясь к «вертикали», за пределы тварного бытия, для достижения сущности бытия, творческого Божественного огня. Человеческая сторона Мистики заключается в самом действии, в желании осмелиться на стремление к высшей реальности. И этот акт может быть реален только тогда, когда душа очищена, а тело раскрепощено. Сущность чистого Гнозиса — осмысление Мистики. В Гнозисе мистический опыт становится знанием. Гнозис — Мистика, познавшая самое себя. Это мистический опыт, преображенный в знание. Это преображение мистического опыта в знание происходит постепенно. Первая ступень — это чистое отражение, нечто вроде воображаемого повторения опыта. Вторая — его закрепление в памяти. Третья ступень — его ассимиляция чувством и мыслью таким образом, что он становится внутренней речью. Четвертая ступень — когда он становится словесным символом, то есть когда он сформулирован. Далее, необходимо единство четырех компонент духовного опыта: Мистики, Гнозиса, Магии, Герметической философии. Если Мистика — это опыт откровения, а Гнозис — осознание этого опыта, то Магия — совершение действия на основе этого осознания, а Герметическая философия — это когда данный мистический опыт, его осознание и действие на его основе расширяют, дополняют или трансформируют картину мира. Описание новой картины мира, текст — суть Герметическая философия. Полное осознание священного Имени Бога: ЙОД—ХЕ—ВАУ—ХЕ может быть достигнуто лишь через совокупный опыт Мистики, Гнозиса, Магии и Герметической философии. Тот, кто осмелится постигать саму сущность бытия, должен развивать мистическое чувство. Если он хочет не только переживать, но и учиться пониманию того, что он переживает, он будет развивать гностическое чувство. Если он пожелает применить на практике то, что познал и пережил, он будет развивать магическое чувство. Ежели он пожелает, чтобы все пережитое, достигнутое и сделанное не ограничилось им самим и его временем, но могло бы быть передано другим людям и поколениям, тогда ему нужно развивать философско-герметическое чувство, тогда он напишет свой текст. Таков закон действия ЙОД—ХЕ—ВАУ—ХЕ на процесс преображения мистического опыта в Традицию. Ее источник — мистический опыт. Она жива, когда составляет целостный организм из перечисленных четырех элементов. Традиция не может жить, если весь человек не живет в ней, благодаря ей и ради нее, потому что целостный человек — это одновременно и мистик, и гностик, и маг, и философ. Он целостный изначально, верующий, созерцатель, художник и мыслитель.
Практический герметизм, считает Томберг, это алхимия, это значит, что чем более мы приближаемся к поистине человеческому состоянию, тем больше в нас проявляется божественное, изначально присущее натуре человека, который есть образ и подобие Божие. Идеал абстракции призывает переделать природу человека, дегуманизироваться. Идеал алхимического преобразования в герметизме, напротив, открывает перед людьми путь реализации подлинной человеческой натуры, образа и подобия Божьего. Герметизм — вочеловечивание всех элементов человеческой природы, возвращение их к истиной сущности. Подобно тому, как всякий неблагородный металл может быть превращен в серебро или золото, все проявления человеческой натуры могут стать Серебром или Золотом. То есть именно тем, что составляет их суть, когда они становятся частью образа и подобия Божьего. Но для того, чтобы вновь обрести свою сущность, они должны быть подвергнуты операции возвышения. Эта операция несет гибель всему низшему, что есть в человеке, и в то же время ведет к расцвету его подлинной сущности. Крест и роза есть символ этой операции, воплощения по-настоящему человечного человека.
Томберг различает три типа мистического опыта: соединение с природой, соединение с трансцендентным человеческим «я» и соединение с Богом. Первый тип мистического опыта заключается в стирании различий между психической жизнью индивида и окружающей природой. Оно означает такое состояние сознания, когда исчезает граница между объектом внешнего мира и сознающим субъектом, где объект и субъект становятся одним целым. Такой тип опыта присущ не только шаманизму, но и мифологическому сознанию, равно как и пылкому желанию философов и поэтов слиться с природой. Основная черта этого опыта — опьянение и слияние с силами, чуждыми сознательному «я».
Вторая форма мистического опыта — это трансцендентное, или Самость. Она состоит в отделении обычного эмпирического «я» от некоего высшего «Я», которое не зависит от вещей приходящих, принадлежащих пространству и времени. Это высшее «Я» воспринимается как бессмертное и свободное. Если мистика природы характеризуется опьянением, то характерная черта мистики Самости, напротив — прогрессирующее отрезвление, цель которого — полное трезвомыслие. Философия, основанная на мистическом опыте Самости, представляющая его в наиболее чистом виде, — это философия индийской школы Санкхья. Согласно ее учению, каждый индивидуум (пуруша) производит опыт своего отделения от пракрити (совокупность пространства, времени и движения), становясь бессмертным и свободным. Хотя подобный опыт лежит и в основе Веданты, ее последователи, достигнув знания о том, что человек бессмертен и свободен, утверждают, что высшее «Я» есть Бог. Школа Санкхья, напротив, остается в пределах опыта чистого «Я» как такового и не отрицает множественность пуруш (высших свободных бессмертных «Я»). Она не возвышает отдельную пурушу до достоинства абсолюта, в чем можно усмотреть атеизм.
Третий вид мистического опыта — это опыт Бога Живого, Бога Авраама, Исаака, Иакова в иудео-христианской Традиции, святого Августина, святого Франциска, святой Терезы в христианской Традиции, Бога Бхагават-Гиты, Рамаджуны и Чайтаньи индуистской традиции. Тут речь идет о союзе с Богом в Любви, которая подразумевает сущностное согласие при двойственности субстанций. Принципиальной чертой, характеризующей этот опыт, является синтез мистического опьянения природой и отрезвления мистикой высшего «Я». Для выражения состояния пламенного энтузиазма и глубинного мира одновременно Традиция выработала термин блаженство, или блаженное видение. Оно подразумевает различие видимого и видящего, с одной стороны, и их соединенность, или внутреннее согласие в Любви, с другой. Этот термин очень точно выражает сущность теистического мистического опыта. Встреча с Богом Лицом к Лицу в Любви. Этот опыт тем более возвышен, чем полнее различие и чем совершеннее союз.

Первые идеи, объясняющие происхождение всего сущего, были связаны на Руси с мифологией Космоса. Культ божеств-светил заметен в русском фольклоре, особенно в годовом праздничном календаре. Русское язычество было более земным, менее небесным, нежели любой другой вид многобожия. Славяне имели две категории божеств. Одни олицетворяли природу, другие — враждебные человеку силы. Первые были доброжелательными, например, божество Солнца, вторые — ужасные и зловредные (вампиры, упыри). Языческое сознание не знало различия между духовностью и материальностью, между обыденным житейским и высоким духовным. Становление российской земли сопровождалось социальными катаклизмами, внутриплеменными распрями, войнами с хазарами, печенегами, половцами. Социально-политическая нестабильность Руси и преобладание земледельческого аспекта в ее жизни было причиной того, что славяне рано поняли отделенность Космоса звезд от бурлящей вокруг жизни. Наиболее близкое — то, что рядом, и вглядевшись в него, можно как-то понять и объяснить жизнь племени, рода, человека. Самое близкое — это земля и окружающие люди, существующие в системе родоплеменных отношений. Так появляется культ матушки-Земли и рода, который в определенном мире существует и регулирует самосознающую русскую мысль до конца даже XIX века. Языческий культ матери-Земли, концентрируя в себе религиозные чувства народа, пережил века и в философии XIX века явился символом русской вечной женственности, олицетворяющей материнство, доброту, милосердие. Поклонение Земле как божественному материнству является особенностью русского мировоззрения. Не менее важным в формировании общего мировоззрения был культ рода, вечной родственной общины как никогда не умирающей реальности человеческих отношений. Родовая этика рано приобрела религиозный характер. Для язычников тайна рождения находится в основной связи с культом земли и рода. Род вечен, а человек существует лишь краткий миг его нескончаемой жизни (имеется в виду, рода). Если греческие мистерии обещали бессмертие души, то в русском язычестве человек исходит из земли и предков и в землю возвращается. В этой жизни его существование определяет воля родителей и традиции умерших. Свободе воли остается мало места.

Русско-византийские связи начались задолго до официального крещения Руси, в 988 году. В X веке Константинополь достиг вершины культурного и политического развития и стал центром цивилизации христианского мира. Однако не внешняя атрибутика христианской культуры была причиной принятия русскими христианства. Это был акт осмысленного выбора, преодолевшего политические и местные разделения и оказавшего реальное влияние на последующее развитие культуры, литературы, искусства Киевской Руси, вплоть до появления Московского царства, когда происходит существенное отдаление от византийских идеалов христианской духовности. Идея единства, которое установит вселенский мир на Руси, крепнет к X веку. Распространение христианства означало приобщение к Вере на Руси, но не к философии. Русь вошла в церковную структуру Византии, но в культурном, философском отношении была ограничена языковым барьером. Русь после крещения с жаром неофита восприняла самую суть христианства — идею подобия человека Богу в образе Иисуса Христа снизошедшему в мир и испившему полную чашу человеческих страданий. Истоки своеобразия русской философской мысли в значительной степени связаны с особой ролью православной церкви в истории России. Говоря о месте Церкви в истории русской духовности, необходимо иметь три ее ипостаси: религиозную, социальную и ментальную. В религиозном аспекте Церковь — хранительница Священного Писания и священного предания, догматов, канонов, веры, понимания основных взаимосвязей бытия, сопряженности мира с Богом, взаимоотношений между человеком и Богом. Поскольку истина одна и заключена в Писании, основной принцип мышления здесь — не открытие нового, а постоянная регенерация и трансляция во времени старого с целью его актуализации как вечно нового его толкования. В социальном плане Церковь руководит общинами, открывает первые русские монастыри, школы, приюты, приглашает греческих мастеров для строительства и украшения храмов. Социальная ипостась Церкви не только обеспечивала устойчивость религиозного сознания, сохранение учения в книгах и иконах в монастырских библиотеках, без которых новая культура погибла бы, но и сохранила Русь как единое, хотя и не централизованное государство, находившееся в состоянии глубокого кризиса и ожесточенных междоусобиц. В эмоциональном и ментальном плане православие стало на Руси формой народного мироощущения. Подавляющее большинство верующих, не умея разобраться в нюансах церковной догматики, выбрали православие, поскольку оно отвечало их психологическому настрою. Кроме целого ряда социально-политических причин, принятие ценностей христианства, по-видимому, было обусловлено тем, что оно несло с собой новый взгляд на человека, идеи равенства и достоинства всех в Боге, создавало основу новых отношений между людьми. Пред Господом нет ни раба, ни господина.

Смысл и цель православного подвижничества — это хранение заповедей Христа и стремление к тому, чтобы заповеди эти стали единственным вечным законом всего нашего бытия. Первая заповедь: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всей душою твоей, всем разумением твои и всей крепостью твоей. Вторая, подобная ей: возлюби ближнего, как самого себя, так как, по слову Христа, на сих двух заповедях утверждается весь закон о пророке. Важно понимание аскезы, которое может быть определено как свободно-разумный подвиг и борьба за достижение христианского совершенства. Но совершенство, мыслимое нами, не заключено в тварной природе человека, и потому не может быть достигнуто простым развитием возможностей этой природы, взятой в самой себе, в своей ограниченности. Совершенство человека есть лишь в самом Боге, есть дар Святого Духа. Отсюда аскеза, как таковая, никогда не становится целью. Она лишь средство для проявления человеческой свободы и разумности на пути к стяжанию дара Бога. Посты, воздержание, бдение, суровый образ жизни, нищета, понимаемая как нестяжание, нежелание иметь, как свобода от власти над человеком вещественного мира, послушание как победа над своей эгоистической индивидуальной волей, как одно из высоких и прекрасных выявлений любви к Богу и ближнему, отшельничество как следствие исканий внутренней клети, где можно помолиться Отцу втайне, поучение в Слове Божием не в смысле внешнего, академического знания, а как напоение себя тем духом благодатной жизни и богопознания, который заключен в Священном Писании и творениях святых отцов, целомудрие как преодоление плотских бессловесных движений и вообще комплекса плоти через пребывание в памяти Божией, мужество, долготерпение и смирение, сострадание и милостыня как выражение любви к Богу и ближнему, вера как подвиг любви — все это может и должно быть разумным и свободным подвигом человека. Но покуда не придет всеутверждающее действие божественной благодати, все это остается лишь человеческим действием и, следовательно, тленным. В силу этого все в монашеском подвиге сводится к исканию слияния воли ищущего с волею и жизнью самого Бога. Выражается это и достигается главным образом в молитве, и поэтому молитва есть вершина всех аскетических деланий, она есть центр, от которой всякое иное действие черпает свою силу и утверждение. В молитве культура православного аскетизма достигает своего наивысшего проявления и совершенства. Через истинную молитву совершается вхождение монахов в божественное бытие силою Духа Святого. Вот почему преимущественное внимание и главная сила подвижника отдаются именно деланию молитвы. Наиболее совершенной является так называемая чистая молитва. Ради достижения этой чистой молитвы христианин-подвижник оставляет все прочее как бы позади себя. И в этом оставлении заключена сущность того, что всем известно как монашеское отречение от мира. Мысль об отречении от мира часто приводит к тому, что большинство людей видят в монашестве нечто весьма скорбное, тяжелое, мрачное. Совсем не так, однако, смотрят на это те, кто избирал этот путь, называя это «третьей благодатью». Первая благодать — это закон Моисея, вторая благодать — благодать, которую все мы приняли от полноты Христа, по слову Иоанна Богослова и, наконец, третья — монашеский образ жизни, данный человеку, понимаемый как небесная жизнь, как сведение ангельского мира на землю, как достижение и реализации в истории того, что, по существу своему, лежит за ее пределами.
Для монахов существует три образа призвания и три отречения. Первое призвание — непосредственно от Бога. Второе — через людей. И, наконец, третье — по нужде. Для первого характерно некоторое вдохновение, которое исполняет сердце человека даже во сне, неудержимо уличая его к любви Божьего, к заповеди Христа. Второе — через людей, когда кто-либо воспламеняется божественным желанием посредством человеческого слова или влияния святых людей. Третье — по нужде, в силу постигающих бедствий, опасностей для жизни, потери близких и родных, толкая человека обратиться к Богу. Святые отцы никогда не умаляли никакого рода признания, потому что история церкви знает немало случаев, когда призванные по третьему образу, то есть по нужде, достигали в конце своего пути большего совершенства, чем призванные даже по первому. Итак, не на начало пути, а на конец, завершение смотрели отцы.
В некотором соответствии трем родам призвания находятся и три отречения, три ступени монашеского посвящения. Три отречения идут в таком порядке. Первое — когда мы телесно оставляем богатство и стяжание мира сего. Второе — когда мы оставляем прежние мировые страсти, как телесные, так и душевные. И, наконец, третье — когда мы отвлекаем ум от всего видимого, временного и погружаемся духом в созерцание невидимого и вечного.
Призыв монаху отречься от любви родных и вообще мира, чтобы жить по подобию Христа, в самом опыте своем приводит душу к глубочайшему внутреннему разрыву, конфликту. В душе человека порождаются великие бури, и всякий, кто не имеет за собою надлежащего руководства, истекающего из тысячелетнего опыта Церкви, может нередко не только недоумевать, но и потеряться. Святой Иоанн Лествичник в одном из своих самых гениальных аскетических писаний «Лествица» говорит так: «Необходимо, чтобы море сие (то есть море жизни души нашей) задвигалось, возмутилось и рассвирепело, дабы посредством этой бури извергнуть на землю все то гнилое, что реки страстей внесли в него. Рассмотрим внимательно и увидим, что после бури на море бывает глубокая тишина».
Здесь трудно найти слова, которые пояснили бы необходимость доведения внутреннего конфликта до последней возможной степени с тем, чтобы раскрылись глубины души. Но только при этом условии достигается полнота человеческой жизни, и вместе с тем, та устойчивость подлинно здорового духа, которая устраняет какие бы то ни было колебания и падения. Когда человек нисходит в ад внутренней борьбы, неся в себе Бога, тогда он избегает патологических колебаний, нет тогда ни восхождений, ни падений, о которых мы постоянно слышим от людей. Нет, потому, что все совмещено. Мы заповедь имеем от Христа уподобиться Богу, и жизнь эта у отцов именуется наукой из наук, искусством из искусств, и познается не иначе, как из опыта. Святой Иоанн говорит, что послушник, продающий себя в добровольное рабство, взамен получает истинную свободу. Так в конечном итоге опыт послушания становится опытом подлинной свободы в Боге. В опыте стояния перед божественной истинной подвижник с великой силой убеждается в несовершенстве своего ума-рассудка. Убедиться в этом — очень важный этап в жизни аскета. Через недоверие своему уму-рассудку монах освобождается от того кошмара, в котором живет все человечество.
Еще церковное предание сводит существо монашеского пострига к трем обетам, а именно: обету послушания, целомудрия и нестяжания.

Наиболее мощные философы в России появились только в XIX веке. Один из них — Владимир Соловьев. Он назвал первоначальной философской интуицией провозглашение нового, неслыханного слова: «Все есть Одно». Обособившиеся, разделившиеся множество явлений этого мира, социальность есть проявление Единой Сущности. «Все есть одно» — это было первым словом философии, и этим словом впервые возвращалась человеку его свобода и братское единение. Идея всеединства всю жизнь сопровождала Соловьева и определила постановку им исторических вопросов и проблем человека. Всеединство, по Соловьеву, есть идеальный строй мира, предполагающий воссоединенность, примиренность и гармонизированность всех эмпирических, несогласованных, конфликтных элементов и стихий бытия. Осуществление живого всеединства, по Соловьеву, совершилось в лице Христа. Оно явилось для людей как высшая сила, которая овладела ими, но которой они не овладели. Соловьев уточняет: в том хаосе, который являлся мир далекого прошлого, истиной Христа овладели немногие человеческие души.
Философской архитектоникой идеи богочеловечества и всеединства в концепции Соловьева является теургия — мистическое восхождение к первоединому Богу. Стремясь к универсальному синтезу науки, философии и религии, Соловьев создает возможность цельного знания, которое вместе с цельным творчеством образует цельную жизнь. Одним из средств достижения этого является магия любви, эстетическое творчество как общение с высшим миром путем внутренней творческой деятельности. Сам акт творения, преображающий хаос, - разрозненный мир в Космос, есть длительный процесс мистического соединения лучезарного небесного существа Софии с реальной стороной материи мира. Человек, как интенция всеединой сущности в этом процессе является посредником, связующим звеном. Импульсом и реальной силой, просветляющей и перерождающей весь человеческий мир, является искусство, красота которого демиургична по отношению к природе и теургична с точки зрения окончательного состояния будущего мира. В своей магической концепции любви и творчества Соловьев приходит к так называемой эротической магии, где преодоление в единичной телесности односторонности мужчины и женщины, с его точки зрения, должно способствовать воскрешению природы для вечной жизни и восстановлению истинного цельного человека. Воплощение для философа не есть единичный факт явления богочеловека Иисуса, а есть постоянный процесс и общий метод спасения человечества и вместе с тем одухотворение мира.

Бердяев в русских условиях конца XIX — начала XX веков, бросает вызов духу времени, в котором стали господствовать рассудок, расчет и материальный интерес. У одной части общества стал преобладать гедонистический идеал земного удовольствия, у другого материальный гнет вызвал обостренное сознание необходимости материального переустройства мира. Этот момент, с точки зрения Бердяева, нашел свое гениальное выражение в учении Маркса. Но Бердяев считает, что марксизм и позитивизм, верящие в достижение счастья людей благодаря либо политической борьбе, либо развитию техники, — это иллюзия мышления. Внешний человек торжествует над внутренним, потому что все говорят об эссенции человека. Для конкретно же живущего человека главное, основное — не улаживание масштабных социальных, научных вопросов, но проблема собственного существования, экзистенции, поиск смысла в абсурде жизни. Бердяев разъясняет свою мысль на примерах трагизма жизни, любви, познания и свободы. Эмпирически безысходно, по Бердяеву, стремление человека к истине. Наука дает лишь относительное знание, абсолютного здесь нет и быть не может, поскольку человек обречен жить в феноменальном мире. На вопросы ищущего сознания «откуда и куда ты идешь» религия дает ориентиры, но это не ответы, а, скорее, обещания и утешения, поскольку сущность трагизма лежит в глубоком несоответствии между духовной природой человека и эмпирической действительностью. Разрешить его можно, лишь отказавшись от приоритета первичности материального, конечного мира в пользу бесконечности, вечности человеческого духовного как исхода, истока, начала всего сущего. По Бердяеву, это значит встать на точку зрения философского спиритуализма. Трагически безысходно стремление человека к свободе, на котором вырастает всякая политическая идеология. Человеку необходимо постоянное преодоление собственной замкнутости, ограниченности, создание новых форм жизни и культуры как вечный процесс его жизни, любви, познания и свободы. Бердяев считает, что такое творчество будущего может быть связано с реализмом того социального движения, которое нашло выражение в марксизме. Но впоследствии Бердяев отходит от марксизма. Исходной интуицией Бердяева является смысл существования человека, который есть микрокосм. На этой планете человек оказывается не функцией жизни, но самой жизнью и высшим ее подтверждением. Бердяев расширяет судьбу человека до судеб культуры и Космоса и сводит весь Космос, культуру к существованию самого человека, чтобы зазвучал лейтмотив его философствования, оправдание человека в творчестве и через творчество. Это было началом ревизии исторического христианства и отказ признать совершенность творения и завершенность откровения. У Бердяева человек творит себя и мир. Единственный механизм творчества — его свобода. Весь мир, культура — продукт его творчества, то есть все естественное на самом деле искусственное как результат акта свободы воли, творчества и духа, стремящийся к укоренению себя в мире. Но трагедия личности в том, что, пытаясь преодолеть земное притяжение вещественности, свободная творческая мысль создает вещественность, еще более укореняя мир в его материальности. Здесь два выхода: или пользоваться созданным утилитарно-практически, иди, идя на встречу с этим миром, каждым своим поступком, действием вышелушивать из него собственно человеческое, душевное, духовное, развивать его в творческом порыве дальше. Это трудно осуществить, поскольку человека изначально беспокоит страх. Человек живет в страхе жизни и в страхе смерти. Поэтому страдание связано с самим существом личности. Судьба всякой жизни в этом мире, достигшей индивидуализации, есть страдание. Источник страдания — отчуждение от мира и от самого себя. Источник страдания человека двойной: в непреодолимой стене вне его и в непреодолимой стене в нем самом. Бердяев доказывает, что нравственное сознание, личность утверждает себя только в служении сверхличным ценностям, в творчестве, которое есть продолжение миротворения. Творческий акт есть наступление конца этого мира, начало нового мира. Но творчество для человека глубоко трагично, ибо в нем как раз он осознает свою отдельность, единственность, уникальность, и одновременно необъективированность глубин своего собственного «я». Поэтому остро встает проблема одиночества. Чтобы преодолеть его, надо выйти на мир объектов. Во встрече с другими — «ты» — одиночество не преодолевается, но лишь несколько ослабевает. «Я» жаждет выйти из собственной замкнутости в другое «я», но боится этого, защищается от встречи, которая может быть встречей с объектом.
С проблемой одиночества Бердяев связывает смерть как абсолютное уединение. Только в сопряжении собственной жизни со смертью у человека появляется смысл жизни, осмысленное отношение к собственному времени, дарованное свободой творчества. Это качество отличает личность от безличности, духовность от биологической категории индивидуума. Ценность личности — высшая иерархическая ценность в мире, ценность духовного порядка. Основное здесь то, что ценность личности как безусловная ценность существует лишь при наличии ценностей идеальных, которые конструируют личность и на которые она ориентируется.
Философия Бердяева это высшая фаза философии человеческой свободы, стремления к освящению творчества. Только творя, человек уподобляется Богу. Поэтому у Бердяева — религиозного христианского философа - теологическая мысль имеет своим центром не личного Бога, не Бога — предвечного вседержителя, который, по его мнению, существует в порядке объективной необходимости. Бог Бердяева — это Тайна, которая приоткрывается во всяком свободном акте человека. Его Бог — не реальность, но сверхреальность символа, который высвечивает путь человека к творчеству. Для Бердяева Бог как высшая ценность есть удачно найденное наименование главной интуиции античности, триединства истины, добра и красоты. Бог Бердяева — высшая трансценденция, сопряжение с которой сообщает человеку смысл истинности его собственного существования.

Константин Циолковский разработал так называемую «Космическую философию». Это своеобразный монизм, противопополагавшийся им как религиозному дуализму духа и тела, так и пессимистическому материализму, не отвечавшему на вопрос о вселенских целях жизни. По его теории, сходной с теософскими учениями о переселении душ, все формы и ступени материи одушевлены, а в основе находится «атом» — бессмертное элементарное существо, которое, претерпевая различные превращения, путешествует из одного организма к другому. Обмен «атомами» в Космосе побуждает все разумные существа к заботе о мировом целом. Состояние Космоса свидетельствует, по Циолковскому, о торжестве творческой силы жизни и разума над уравнительными тенденциями, а сам космологический процесс есть ряд циклических усовершенствований бытия.
Цилковский работалтакже над вопросами о месте разума в мировом целом, о его ответственности за Землю и за всю Вселенную.
Владимир Вернадский — основоположник учения о живом веществе, работавший на стыке наук геологии, биологии и химии. Огромное значение придавал роли философии, логики и методологии для исследований в области естественных наук. Совершенно по-новому подошел и развил понятие биосферы и ноосферы. По Вернадскому, земная оболочка охвачена биологической жизнью, которая налагает на нее своеобразную геологическую и физико-химическую организованность. Возникновение жизни на Земле и связанное с ним образование биосферы Вернадский рассматривал не как изолированное проявление очагов жизни в отдельных ареалах, а как единый монолитный процесс образования жизни на всей планете с зарождением соответствующих для этого условий. С появлением человека разумного и развитием человеческого общества биосфера постепенно переходит в ноосферу. Согласно Вернадскому, человечество, овладевая законами природы и развивая технику, все более преобразует природу соответственно своим потребностям. Поэтому ноосфера имеет тенденцию к непрерывному расширению, чему способствует выход человека в космос и проникновение в глубины планеты. Вернадский — один из создателей антропокосмизма, системы, в которой природная, космическая и человеческая тенденция развития науки сливаются в единое целое.

Владимир Шмаков разрабатывал «Абсолютную синтетическую философию». Он считает, что внутреннее бессознательное, но ясно чувствуемое ощущение абсолютности своей внутренней первоосновы выливается вполне осязаемым образом в присущее каждому человеку сознание направления к вечному и абсолютному. Тот, кто много мыслил и устремлял свой взор в глубь вещей, всегда реализует некое «шестое чувство», которое называется чувством синтеза у Шмакова. Полярной противоположностью ему является чувство сектантства, которое само по себе нереально и есть лишь дальтонизм сознания. Чувство синтеза есть воистину венец всех других форм восприятия, ибо оно есть чувство сущности, а не формальной стороны явлений. Каждое восприятие, получаемое человеческим сознанием извне, имеет два элемента: абсолютный и относительный. Поднимая порядок сознания, человек последовательно отбрасывает одни относительные элементы за другими до некоторого, свойственного данному индивидууму предела. После этого приступает к исполнению своего долга чувство синтеза, с помощью его человек окончательно намечает в своем сознании грани внутреннего ядра, лежащего за пределами относительного. Это конечное ядро восприятия определяется двумя категориями. С одной стороны, оно безлично, а с другой — сверхлично. Как та, так и другая одинаково лежат за пределами относительного мира, но по отношению друг к другу они являются полярными противоположностями. Более того, сама степень их антагонизма является показателем совершенства выявления внутреннего ядра. Безличность, считает Шмаков, есть отсутствие вмешательства какой-либо индивидуальной силы, она есть первый признак среды, то есть первичной сущности, тварной космической реальности. Тварность реальности по принципу иллюзорна, но для сознания, оторванного от верховного синтеза, представляется реальностью. Сверхличность есть наличие исчерпывающей совокупности индивидуальных расчлененностей и является первой категории абсолютной реальности. Изложенное резюмируется формулой: абсолют и иллюзия среды суть противоположные полюсы сущности каждого фактора природы. В своем стремлении к синтезу человек приходит наконец к постижению первопричины всего существующего. Уже задолго до этого разум его должен был сознаться в своем бессилии познавать в области трансцендентального, ибо здесь только чистый дух человека сможет наблюдать, изучать и претворять через вложенную в него способность непосредственно воспринимать — его интуицию. Но истинный Искатель не удовлетворяется одним интуитивным восприятием. Он начинает жаждать, проектировать его в свой разум. Но вскоре убеждается, что воспринятое через Откровение не может быть выражено никаким человеческим языком. Человек неминуемо должен прибегнуть к более совершенным и возвышенным символам. С этого момента символ как бы становится учителем. Путем Откровений человек способен еще дальше проникать в суть вещей, еще больше приближаться к божественной сущности. Великие посвященные своим духом воспаряли в такую высь, что они могли постигать основные принципы созидания миров, неисповедимые пути божества, по которым шло его проявление в Космосе. Эти первоверховные истины и были переданы человечеству в виде божественных мистерий. Мистерия еще выше, чем таинство, возносит дух человека. Тут он не только уходит от обыденной жизни, не только воспаряет ввысь, но и теряет свою обособленность, сливается с Космосом, чувствует себя частью Единого Целого. Мистерия есть тоже таинство, тоже символ, но уже отнесенный не к скорбному пути человека, а уже изображающий основу жизни всего мироздания во всем его великом целом. Но где тот источник, из которого великие Учителя человечества черпали свою силу? Как бы высоко ни стояли они и сколь бы нечеловеческим гением ни обладали, они все оставались людьми, и божественная сущность в своей чистоте для них оставалась все же недосягаемо великой. Этот источник и есть самый мир божество проявленное, зиждущейся на двадцати двух божественных принципах. Эти принципы известны людям под именем Великих Арканов. Аркан есть символ, безмерно превосходящий по глубине все таинства мистерии. Его жизнедеятельность бесконечна, потому что сила, вложенная в него, не есть творение отдельного человека, это есть сам дух Божий. Его разум и мощь суть образы совершенства Вседержителя. Законы, открываемые им, суть законы всего Космоса, потому что Аркан как аспект божества есть само божество. Как в мистерии есть высший предел воспарения духа человеческого, так Арканы есть низший предел, до которого божество непосредственно нисходит. В своей совокупности Арканы содержат в себе все, весь макрокосм и всякий микрокосм. Постигнуть Арканы во всем их целом — значит перестать быть человеком и стать божеством. Эти великие символы суть вечные и неисчерпаемые источники всемудрости, являются единственными путями к восприятию вечной божественной истины. Каждый Аркан как подобие божества и комплекс всех явлений мироздания, воспринимается человеком в виде символа различного порядка, в зависимости от степени его совершенства.
Владимир Шмаков детально построил систему арканологии. В итоге он пишет: «Для успешного движения по стезе Искателя истины нужно всем пожертвовать, все претерпеть, не перед чем не останавливаться, ничего не бояться, ничему не верить, кроме внутреннего голоса сердца. Человек должен всюду искать, рыться в древних фолиантах мистиков, углубляться в трансцендентальные изыскания философов, изучать древность и ее памятники, черпать из музыкальных созвучий, жить с каждым листком в природе, понять все страдания их и умиротворить, жить в вихре суетного мира, любить и ненавидеть, порой жить грезой и качаться в волнах фантазии, порой анализировать с холодной усмешкой скептика, путешествовать, читать романы, любить искусство, понять прелесть варварства, вечно искать, всюду и везде искать, все нанизывать на ось опыта и оставаться теплым и ясным, как солнечный луч, быть спокойным и холодным, неподвижным, как снег Гималаев, быть буйным и мятежным как море — таков должен быть истинный Искатель».

Один из основателей русского течения христианской Каббалы и алхимии. В начале XX века возглавлял орден розенкрейцеров и создал очень мощную теорию христианской Каббалы, во многом построенной на математическом аппарате. Мёбес дает подробный анализ Арканов Таро и дерева Сеферот, как основных понятий Каббалы и Алхимии. Трудно выделить в связи с сложностью аппарата что-либо конкретное, но в качестве иллюстрации Мёбес дает фазы развития человека по старшим Арканам.
Итак, человек в фазе самопознания (Аракан первый «Маг») порождает науку (Аркан второй, «Изида»), берет ее себе в супруги, благодаря ей делается производительным (Аркан третий, «Императрица»), чем приобретает авторитет (Аркан четвертый, «Император»). Создание этого авторитета ведет к порождению человеческой пентаграммы (Аркан пятый, «Великий Иерофант»). Но как только последняя сформировалась, ей приходится стать лицом к лицу с задачей выбора пути (Аркан шестой, «Выбор»). Она приурочила себя к выбору правой тропинки и оказалась Победительницей (Аркан седьмой, «Победитель»). Этим Арканом заканчивается цикл идейного воспитания личности. Победитель начинает цикл формального самовоспитания установлением закономерности (Аркан восьмой, «Карма») в среде, где он будет продолжать работу. Закономерность эта гарантирует этой среде поддержание некоторого предельного уровня этических норм, от которого человек будет отталкиваться, дабы совершить прыжок в более высокие области формальной этики. Стремление усовершенствоваться увенчается достижением посвящения (Аркан девятый, «Отшельник») За посвящением следует погружение в некоторую замкнутую систему (Аркан десятый, «Колесо фортуны»). Система эта может оказаться внешним миром, в который периодически возвращается посвященный для воздействия на ближних. Эта система может оказаться просто Каббалой, в которую посвященный углубляется для рационального совершенствования комплекса клише его окружающих. Наконец, система может свестись к области медитации над тем, что называется Заветом. Занятие этой замкнутой системой приводит посвященного к формированию цепи-силы (Аркан одиннадцатый, «Сила»). В цепи явно скажется необходимость жертвы (Аркан двенадцатый, «Повешенный»). Жертва внутрь интересам цепи и наружу, интересам внешнего человечества. Выполнение долга жертвы приведет к перемене плана (Аркан тринадцатый, «Смерть»). Этим тринадцатым Арканом и заканчивается цикл первого ХЕ (напомню, имя Бога ЙОД—ХЕ—ВАУ-ХЕ). (Седьмым Арканом заканчивался ЙОД). За формальным воспитанием следует реальное соприкосновение с элементами трехплановой жизни. Всякая смерть (Аркан тринадцать) есть вместе с тем рождение в новую жизнь с полным пониманием обратимости (Аркан четырнадцать, «Умеренность») некоторых энергетических проявлений. Если перемена плана была просто экстериоризацией, то клише обратимости процессов мы приносим с собой из астрального мира. Так или иначе, эти фазы приведут к обладанию мощью астральных сил (Аркан пятнадцать, «Дьявол») или к аналогичной этой мощной логике, или, наконец, к возможности использований проявлений рока. Пятнадцатый Аркан облечется в применении в одну из форм шестнадцатого Аркана — сведется или к логическому исключению тех или других тезисов, или к астральному принуждению тех или других сущностей, или к физическому притеснению трехплановых существ умелым использованием рока (Аркан шестнадцать, «Башня»). С того же шестнадцатого Аркана начинается новый полуцикл активных применений той или другой мощи. Но этот Аркан нуждается в супруге, которую найдет в форме какого-нибудь дивинационного начала (Аркан семнадцать, «Интуиция»), позволяющего ему ориентировать свою активность. А понимание условий собственной работы откроет человеку глаза на возможность работы других не только за него, но и против него. Он поймет, что есть враги во всех планах (Аркан восемнадцать, «Луна»). Это сознание необходимости враждебных элементов повсюду будет душить его и понудит искать выхода к свету из своего стесненного положения. Выход этот обрисуется отдаленным силуэтом великой герметической задачи (Аркан девятнадцать, «Солнце»). Этим заканчивается цикл третьего слога имени Бога — ВАУ. Остающиеся четыре Аркана дают план осуществления упомянутой задачи. Проходящий их находится же на пути к реинтеграции. Таким образом, цикл второго ХЕ в имени Бога начинается постановкой вопроса о герметизме (тот же девятнадцатый Аркан), при проработке которого необходимо нужно будет натолкнуться на сознательное убеждение в возможности перерождать и перерождаться (Аркан двадцатый, «Суд»). Необходимо перерождать побудит проникнуть в тайну Аркана двадцать первого («Безумный»), Аркана реализационного в тесном смысле этого слова. Чтобы уметь утончать коагуляты, надо узнать, как они образовались, надо до известной степени уметь их образовывать. Запасшись всем этим, человек способен совершить Великое Делание (Аркан двадцать второй, «Мир») и перейти тем самым в трефовую масть минорных Арканов для дальнейшего развития.

Первоначально Ухтомский обучался в духовной академии. Тема его диссертации в духовной академии — «Космологическое доказательство Бытия Божия». В самом подходе к раскрытию этой фундаментальной для богословия темы отразилось все своеобразие мировоззрения Ухтомского, его постоянное стремление найти общий язык между наукой и религией, одухотворить науку, с одной стороны, внести в нее необходимые для ее жизни нравственные коррективы, а с другой, попытаться научно проанализировать тончайшие высоты человеческого духа. Кандидатская диссертация поставила на очередь ближайшее изучении физиологии головного мозга, нервной деятельности вообще, а также физиологии поведения. Взгляд Ухтомского обращается к университету. Он становится физиологом. Вообще Ухтомский вошел в историю отечественной и мировой науки и культуры как один из блестящих продолжателей петербуржской физиологической школы, рождение которой связано с именами Сеченова и Введенского. Созданное Ухтомским учение о доминанте сегодня рассматривается как прочная методологическая платформа для понимания законов организации целенаправленного поведения животных и человека. Ухтомский никогда не ограничивал принцип доминанты областью только физиологических процессов, а увязывал его с фундаментальными вопросами человеческого бытия и познания, его личной социальной сущности и психическими процессами. Принцип доминанты стоит в ряду крупнейших обобщений нашего времени, привлекая пристальное внимание ученых различных специальностей, так как позволяет изучать не только мозговые процессы, но и психологические законы поведения человека как личности, а также социальные проблемы. Учение о доминанте стало основой формирования Ухтомским единой философской, мировоззренческой концепции человека, разработанной им на стыке различных наук: философии, психологии, физиологии, социологии и этики, концепции, в которой человек предстает во всей целостности и в неразрывной совокупности его телесных, душевных и духовных качеств, - его внутренней свободы. В учении Ухтомского о природе человека прослеживается яркая этическая направленность. Человек мыслится им в постоянном процессе становления, и прежде всего становления духовного. Нравственность, как считал Ухтомский, является одним из естественнейших биологических оправданных законов жизни человека. Ухтомский здесь делает поистине новаторский скачок в рассмотрении природы человека. Он органически примиряет вещи, долгое время казавшиеся непримиримыми: знание и веру, науку и религию. Концепция Ухтомского впервые раскрывает роль идей и идеалов как естественных законов бытия человека, как высших социальных и духовных ориентиров человеческого общежития, обеспечивающих его духовное здоровье. Идеалы — это ведущие образы предвкушаемой и предвидимой человеком реальности. Строительство идеалов всегда связано с верой человека в возможность существования или осуществления чего-либо. Но чтобы не быть авторитарной и монологичной, чтобы нести истинно продуцирующий импульс для жизни человека, вера должна всегда быть построена на творческом начале, должна служить не консерватизму человека, а его духовному прогрессу. На этом принципе построены выработанные Ухтомским законы общения: закон Двойника и закон Заслуженного Собеседника. Двойник — это психофизиологически оправданное состояние человека (суждение о мире с точки зрения своих доминант, видение мира сквозь призму индивидуальных потребностей, мотивов поведения). Это ситуативное состояние, сопровождающее человека каждую минуту. Но чтобы не стать статичным, консервативным состоянием души, оно должно иметь корректив, идеал, который в самом себе несет идею развития и динамики. Духовная жизнь человека — это всегда жизнь на острие ножа. И только в движении возможно сохранить равновесие этих начал. Заслуженный Собеседник и является тем идеалом нравственного совершенства, недостижимым но искомым. Человек во всех своих конкретных проявлениях участвует в непрекращающемся процессе живого предания от отцов к детям, связывающего все поколения в живую цепь истории. Пути истории проходят через каждого из нас. И история развивается, обогащается через индивидуальный опыт каждого человека, через глубинное, личностное переживание и познание им Истины, Добра и Красоты. Отсюда и среда для человека — это не просто объективная реальность, но, будучи пронизана субъективным видением, она всегда предстает в контексте культуры, объединяющей как индивидуальный внутренний мир человека, это зазеркалье, так и коллективное бессознательное, которое Ухтомский назвал опытом отцов. Каждый конкретный момент несет на себе отпечаток многовекового опыта, взаимоотношений человека с миром. И в этом глубокий историзм бытия. Сегодня данное — это лишь плод, результат тех или иных событий, преобразований, причины которых формировались задолго до настоящего проявления.
Ухтомский говорит, об основной «мелодии», которой заполнена его жизнь. - Ему представляет тревожным, опасным и вредным для человека то состояние, когда сбываются мысли. Он поясняет, что эта болезненная как бы «мелодия» мучительно объясняет, почему в его глазах так исключительно драгоценно человеческое лицо и влияние на человека другого лица. Когда у человека все сбывается по его мыслям, это ведет его к самоудовлетворению, к покою, к глухоте относительно тех голосов, которые рядом с ним. Самоудовлетворенный и довольный своими мыслями человек солипсичен. Этим он довел себя до конца. Хорош человек тогда, когда он в борении, и прежде всего в борении с самим собою, когда он в творчестве готов принять реальность и новую, вопреки своим излюбленным теориям и покою. Но где наименее выдуманная мною самим, наиболее безусловная, наиболее конкретная и непрестанная новая реальность, как не в живом человеческом лице вне меня? Что же более, нового непрестанно обновляющегося, чем человеческое лицо рядом и около меня. Поставить доминанту на человеческое лицо, то есть на реальнейшую из реальностей, то, что дано тебе сейчас и в ближайшем встречном человеке — это значит уметь заранее приветствовать и принимать все то новое, постоянно вновь заявляющее о себе бытие другого, независимо от моих ожиданий и теорий о нем. Категория лица должна быть принята в качестве вполне самостоятельного, исключительного фактора опыта и жизни наравне с такими категориями, как причина, бытие, единство, множество, цель, - и человеческая деятельность, культура, исторический подвиг является поистине «звенящей медью и бряцающим кимвалом», пока человек не внес в свой обиход категорию лица, пока доминанта его не поставлена решительно на лицо вне его. Любимое человеческое лицо лучше всего символизирует то, что представляет для человеческого мышления и поведения истина, предчувствуемая и проектируемая, но не дающаяся в руки, влекущая за собой все далее вперед. Она всегда нова и всегда впереди. Для натуралиста именно такова истина. Жизнь, история и культура будут бесконечно новы и содержательны, когда они будут направлены на лицо.

С точки зрения Лосева, не экономика, не наука, не идеология, не политика, не искусство и не Церковь управляет историей, они сами в своем становлении и изменении управляются мифологическими силами, которые отражают различные варианты совмещения в личности ее одновременных стремлений к вечному и к приходящему. Признание тотальности мифологии, в которой живет человек, по Лосеву, вовсе не означает фатальной обреченности на несвободу воли. Напротив, мыслитель стремится помочь человеку решить задачу обретения своего подлинного места в бытии, дать ему чувство устойчивости и не раствориться в мире. Так появляются центральные категории его философии: жизнь, диалектика и миф. Концепция Лосева отличается от подходов, сложившихся в русской религиозной философии. Там двойственность материального и духовного примиряется в лице Иисуса Христа. Лосев же исходит из уже осуществленного единства, неразрывной связи идеи и вещи, человека и мира, которая воплощается в понятие «жизнь». Только на этом пути можно решать вопросы свободы и необходимости, вечности и смерти, рая и ада. Именно в этом изначальном единстве заключено напряжение самой жизни и реально живущего человека, драматизм человеческого существования. Противоречие есть жизнь и жизнь есть противоречие, ждущее синтеза. Прошлая философия ставила человека в противоречивую ситуацию и заставляла его мучительно думать, выбирать «или — или». Диалектика Лосева имеет особый смысл. Она помогает человеку не выбирать, но жить в противоречиях. Человек, обживая мир, в котором он живет, превращая его в свой «дом», тем самым преодолевает судьбу. Улавливание ритма жизни, оформление и осмысление жизни на основе диалектики, как на непосредственной основе жизни, на деле есть развертывание диалектической мифологии. У Лосева миф диалектичен, а диалектика мифологична. И в этом также заключено два смысла абсолютной мифологии Лосева. Образно говоря, живя в этом мире, человек может построить свой «дом» - уютный миф, в котором он будет отгорожен от всего мира, но можно обрести уютный «дом» и в Универсуме. Третьего здесь не дано. Человек обречен жить в мире, и за рамки его выйти не может. Но какой это будет мир: или замыкающийся на себя и своих близких и родные вещи, миф человека повседневности (первичный миф), или другой миф, тот, что связывает человека с общим, миф возвышающий, дающий силу, мужество и благородство быть Человеком с большой буквы, человеком универсума в этом обездушенном мире. Лосев считает, что только через любовь к общему, к идее человек может чувствовать себя смысловым центром мира, он отталкивается от повседневности и ее преодолевает. Философия в такой ситуации меняет свою направленность. Основной ее проблемой становится рефлексия о возможных и оптимальных структурах индивидуального человеческого бытия во Вселенной.

Мераб Мамардашвили развивал концепцию философского сознания как выражения спонтанности личности, как духовной деятельности, воспроизводящей в человеке то, что является в нем специфически человеческим.
Непосредственная человечность, данность человека самому себе в его антропологических свойствах — это первое, что мешает человеку мыслить, что отгораживает его, как экран, от самого себя, от своего реального положения в мире и своего предназначения и призвания. Реальный философский акт, присущий личности, это невербальное состояние активности, нахождение в пространстве собственного усилия, трансцендирующего усилия, состоящего в способности поставить самого себя на предел, за которым в лицо глядит облик смерти, на предел, который символизирует для человека его способность или готовность расстаться с самим собой, каким он был к моменту события, расстаться со слепившейся с ним скорлупой. Перевод живого, невербального, свободного действия за язык философских категорий не есть простая рационализация, в которой умирает наше неповторимое бытие, «я». Философия сохраняет связь с живым проявлением человеческой спонтанности, если ее язык рассматривать не как язык понятий, не как язык строгой науки с ее смысловой определенностью и предметной заданностью, но как язык предельных символов, в которых просвечивает трансцендентное, всесвязность космического целого. Символизм философского мышления открывает бесконечную возможность самоинтерпретации. Концепция отрицательной онтологии Мамардашвили дает способ сознания личностью самого себя как творческого начала, субъекта деятельности, делает историю ответственным полем драмы человеческого существования. Основное противоречие самосознания, являясь одновременно основной проблемой личности, ее предназначения — это способность поместить себя в свою мысль, не в том смысле, что необходимо правильно, адекватно отразить свое «я» в образе «я», но в смысле быть способным к жизненной интерпретации своей мысли о себе, способным делать мысль о себе — собою, способным мысль о свободе воплотить в свободный поступок, мысль о добре — в акт добра. Философская символизация как некая пауза недеяния оказывается посредником между невербальным актом выхода за пределы непосредственно человечности и поступком как ценностно ориентированным действием. Именно это опосредование проявлений человеческой спонтанности предельными культурными символами блага, красоты, справедливости, добра, истины и характеризует самосознание как социальный в широком смысле феномен. Это хорошо понимали древние, - считает Мамардашвили. Не случайно они в один шаг философского размышления соединяли истину, добро и красоту. Это не было, как известно, соединением дисциплин, а было выражением самой природы, самого вот такого странного способа человеческого бытия, где бытие есть в той мере, в какой есть понимание бытия в самом бытии и усилия по его поддержания к воспроизводству.
Мамардашвили говорит, что «для того, чтобы в тебя вошел свет истины, нужно, чтобы ты сильно устал и ничего не знал».

Мастер Сосан сказал: “Великий путь прост для тех, кто не делает предпочтений. Когда нет любви и ненависти, тогда все открыто и ясно. Проведите хоть малейшее различие – тогда и небо, и земля окажутся бесконечно разделенными. Если вы хотите видеть Истину, тогда не выступайте “за” или “против”. Борьба между тем, что любят и тем, чего не любят – это болезнь ума.
Если суть вещей не постигнута, изначальный покой ума напрасно нарушен. Путь совершенен, как бескрайняя Поднебесная, где ни в чем нет недостатка или избытка. В действительности, именно из-за нашего выбора – принять или отвергнуть – мы не видим истинной природы вещей. Не живите ни в запутанности внешнего, ни во внутреннем ощущении пустоты. Будьте спокойны, не развивая деятельность, пребывайте в единстве вещей – и ложные мнения исчезнут сами собой. Когда вы пытаетесь остановить деятельность, чтобы стать бездейственным, само это усилие пробуждает деятельность. Когда мысль пребывает в оковах, истина скрыта, все темно и неясно. Тот, кто взвалил на себя бремя суждений раздражается и устает. Какую пользу можно извлечь из различения и разделения? Если вы желаете идти единым Путем, не отвращайтесь от мира мыслей и чувств. Полное принятие этого мира равноценно чистому просветлению. Мудрый человек не стремится достигнуть никаких целей, а глупый человек сковывает себя. Существует только одна Дхарма, Истина, Закон; различения возникают лишь у невежд из-за их привязанностей. Искать мудрость рассудком – величайшая из всех ошибок.

Спокойствие и беспокойство проистекают из иллюзии, в просветлении нет пристрастия и неприязни. Истоки любой двойственности – в невежественных выводах. Это как грезы или цветы в воздухе – глупо пытаться схватить их. Приобретения и потери, правильное и ложное – ум должен уничтожить все это. Если не смыкать глаз, прекратятся все грезы. Если ум не проводит различий, десять тысяч вещей пребывают такими, какие они есть в единой сущности. Понять тайну этой единой сущности – значит освободиться от всех пут. Видеть все вещи одинаково, значит достичь вневременной сущности. В состоянии, свободном от причинности и связей, сравнивать и сопоставлять невозможно.

Если видеть движение в покое, а покой в движении, тогда состояния покоя и движения исчезнут. Когда эти двойственности перестают существовать, тогда не сможет существовать и единство. К предельной завершенности неприложим ни закон, ни описание. В цельном уме, который достоин Пути, иссякают все корыстные стремления. Уходят сомнения и нерешительность, и возможна жизнь в истинной вере. Одним ударом мы избавляемся от рабства; мы не тяготимся ничем и ничего не удерживаем. Все пребывает пустым, чистым и без усилий ума просветленным. Мысль, чувство, познание и представление лишаются всякой ценности.

В мире самотождественности нет ни “я” ни “не-я”. Когда возникают сомнения просто скажите: “не два”, и войдете в гармонию с реальностью. Достичь просветления – значит войти в эту истину, неважно когда и где. Эта истина за пределами увеличения или сокращения времени или пространства. Одна мысль в ней – десять тысяч лет. Пребывая в одной из крайностей, вы не познаете единства. Не вступившие на единственный Путь терпят поражение и в деятельности и в бездействии, и в утверждении и в отрицании.

Отрицать реальность вещей значит потерять эту реальность; утверждать о пустоте вещей значит тоже потерять их реальность. Чем больше вы говорите и думаете об этом, тем дальше уходите прочь от Истины. Прекратите говорить и думать и не будет ничего, что вы не могли бы постичь. Возвратиться к корню – значит найти смысл, гнаться за внешним – значит потерять источник. Просветление выводит за пределы и внешних проявлений, и пустоты. Те изменения, которые нам видятся в мире пустоты, мы называем реальными лишь из-за невежества. Не ищите Истину, лишь перестаньте держаться мнений. Не оставайтесь в двойственности, но избегайте ее. Если есть след того или этого, правильного или неправильного, сущность ума будет потеряна в смятении. Хотя любая двойственность исходит из единого, не будьте привязаны даже к единому. Ничто не возмутит того, кто следует Пути, чей ум спокоен. А то, что перестало возмущать, уже иначе существует в мире. Когда нет мыслей различения, тогда нет прежнего ума. Когда не будет мыслей-объектов, тогда исчезнет мыслящий субъект – как и объекты исчезают с исчезновением ума. Вещи объективны из-за субъекта, ум таков, какой он есть из-за вещей. Поймите связь обоих и изначальную реальность – единство пустоты. Эти оба в пустоте неразличимы и каждое содержит в себе весь мир. Если вы не проводите различий между грубым и тонким, тогда предубеждения и мнения не будут искушать вас.

Великий Путь не легок и не труден, но те, чьи взгляды ограничены – боязливы и нерешительны; чем больше они спешат, тем медленнее двигаются, а их привязанностям нет предела. Даже привязываться к просветлению – значит уходить в сторону. Просто дайте вещам существовать их собственным способом, и тогда не будет ни прихода, ни ухода. Следуйте природе вещей, вашей собственной природе, и вы будете идти свободно и беспечно. Пустота здесь, пустота там, но при этом бескрайняя вселенная всегда перед вашими глазами. Бесконечно большое и бесконечно малое неразличимы – ведь определения исчезли, а с ними и границы. Точно так же с бытием и не-бытием. Не теряйте времени в сомнениях и спорах. Одна вещь или все вещи – двигайтесь среди них и смешивайтесь с ними чтоб не осталось различий. Осознавать это – значит жить, не беспокоясь о несовершенстве. Жить с этой верой – значит идти к недвойственности, ибо единство присуще верящему уму. Слова! Путь лежит за их пределами – ведь в нем нет вчера, нет завтра, нет сегодня”.

Мой учитель, профессор Ип Ман, глава школы вин-чунь, подошел ко мне и сказал: “Лун, расслабься и успокой свой разум. Забудь о себе и следуй за движением своего соперника. Позволь своему разуму, первичной сущности, совершить ответное движение без каких-либо посторонних колебаний. Прежде всего, изучи искусство отрешенности”.
Вот оно! Я должен расслабиться. Однако в тот момент я уже совершил нечто противоречивое, против своей воли. Это произошло, когда я сказал себе, что должен расслабиться. Необходимость совершить усилие в слове “должен” была уже несовместима с легкостью слова “расслабиться”. Когда мое острое самосознание расширилось до того, что психологи называют “двойной слепой метод”, мой учитель вновь подошел ко мне и сказал: “Лун, следуй за естественным ходом вещей и не вмешивайся в него. Запомни, никогда не противопоставляй себя природе вещей: никогда не находись в прямой оппозиции к проблеме, а контролируй ее, меняя направление вместе с ней. Не занимайся на этой неделе. Ступай домой и подумай об этом”.
На следующей неделе я остался дома. Проведя много часов в медитации и тренировках, я сдался и в одиночку отправился плавать на джонке. На море я вспомнил о прошедших тренировках, разозлился на себя и ударил по воде рукой. И в тот же миг меня озарила мысль. Разве не вода, самая простая субстанция на земле, является сущностью кунг-фу? Разве обычная вода только что не продемонстрировала мне принцип кунг-фу? Я только что ее ударил, но она не почувствовала боли. И вновь я ударил по ней со всей силы, и вновь она не понесла никаких повреждений. Затем я попытался схватить пригоршню воды, но это оказалось невозможно. Вода, самое мягкое вещество в мире, могла приспособиться к любому сосуду. Хотя казалась слабой, она могла проникнуть в самое твердое вещество в мире. Вот оно! Я хотел стать таким, как вода.
Вдруг мимо меня пролетела птица, и я увидел ее отражение в воде. Именно тогда, когда я созерцал себя, еще один мистический смысл внезапного озарения открылся предо мной. Разве мысли и эмоции, возникшие у меня перед соперником, мелькали не так же, как отражение птицы над водой? Именно это мастер Ип Ман подразумевал под отрешенностью – не отбрасывать эмоции и чувства, не быть непреклонным и зажатым. Поэтому, для того, чтобы контролировать себя я должен сперва признать, что нахожусь в согласии с природой, а не выступаю против нее. Я лежу в лодке и ощущаю свою связь с Дао; я стал с природой одним целым. Я просто лежу и позволяю лодке свободно и беспрепятственно плыть по течению куда ей заблагорассудится. В тот момент я достиг состояния внутреннего ощущения, когда соперничество было взаимодополняющим, а не взаимоисключающим. Теперь в моем сознании больше не было никакого противоречия. Весь мир стал для меня единым.

генеральному директору Иегове
от начальника маркетингового отдела Гавpиила

Исследования, проведенные нашим отделом в рамках проекта Genesis,
показали, что наилучшие перспективы на рынке имеют системы следующей

конфигypации:
Планета: 1 шт.
радиус: 3000 км
Сила тяжести: 0.5g
Соотношение суша/вода: 1:1
температура: +24
атмосфера: кислород
моря: пpесн. вода
Реки: молоко, мед
фауна: травоядная
периферия:
светила 2 шт. (дн./ночн.), скорость: 0.0007 RPM (1 об/сyт)

"Hапpавить в отдел стратегического планирования для подготовки ТЗ -
Иегова"

генеральному директору Иегове
от начальника отдела стратегического планирования Михаила

В целях снижения себестоимости системы предлагаю напитать оба светила
от одного источника энергии, а кислород заменить азотом.

"Хотя бы 50% кислорода надо оставить, а то пользователь задохнется -
нач. отд. тестирования и техподдеpжки Рафаил"

"Хватит и 25% - Иегова"

Генеpальномy директору Иегове от начальника отдела системотехники Люцифеpа

В ходе работ по проекту Genesis (стадия "Да будет свет") выявлены
следующие трудности: у нас отсутствует компактный источник
бесперебойного свечения с распределителем на два светила. предлагаю воспользоваться
стандартным источником типа "красный карлик", а в качестве ночного
светила применить зеркало.

"лучше "желтый карлик". По себестоимости это не намного больше, а
смотрится куда более внушительно - нач. маpкет. отдела Гавpиил"

"Это же серверный источник. Зачем он нужен пользователю одиночной
планеты? - Люцифеp"

"Что пользователю нужно, а что нет, ему объяснит отдел рекламы - Гавpиил"

"Люцифеp, занимайтесь вопросами вашей компетенции. утверждаю "желтый
карлик" - Иегова"

"Кстати, при той яркости, что дает желтый карлик, можно вместо зеркала
поставить обычный планетоид - Михаил"

"Согласен - Иегова"

Генеральному директору Иегове от начальника отдела системотехники Люцифеpа

После внесения изменений в ТЗ возникли следующие трудности: масса
источника бесперебойного свечения намного превосходит массу планеты,
вследствие чего источник отказывается вращаться вокруг планеты. Вместо
этого планета вращается вокруг источника. кроме того, из-за мощности
источника наблюдается устойчивое превышение температуры над указанным
в ТЗ (примерно на 2 порядка). Если увеличить расстояние до источника,
существенно возрастут габариты системы.

"Габаpиты - это даже престижно, а вот вращение планеты вокруг
периферийного устройства может вызвать у пользователя ощущение
неполноценности. Может, поменяем гравитационную постоянную? - Гавpиил"

"Если менять гравитационную постоянную, возникнут проблемы с
совместимостью - Михаил"

"Да какая пользователю разница, что вокруг чего крутится? пусть отдел
рекламы придумает какyю-нибyдь теорию относительности - Иегова"

Генеpальномy диpектоpy Иегове от начальника отдела системотехники Люцифеpа

После yвеличения pадиyса оpбиты попытки pазогнать планетy до
yказанной в ТЗ скоpости пpиводят к кpахy системы (планета yлетает в космос).
Кстати, с ночным светилом та же истоpия.

"Hеважно, что происходит в системе - важно, что видит пользователь.
Почемy бы не заставить планету вращаться вокруг своей оси? Тогда пользователю
будет казаться, что солнце и Луна обращаются вокруг нее с указанной в
ТЗ частотой - Гавpиил"

"А пользователь нас не раскусит? - Иегова"

"Если и раскусит, проект к тому времени будет давно уже сдан - Гавpиил"

"Согласен - Иегова"

Генеpальномy директору Иегове от начальника отдела тестиpования и техподдеpжки Рафаила

первичное тестирование системы выявило следующие дефекты:
1) Hаблюдается устойчивый перегрев
2) Ось вращения отклонилась на 33 гpад. от вертикали, вследствие чего
возникли цикличные температурные аномалии
3) пропускная способность рек не соответствует проектной
4) травоядная фауна отсутствует
5) орбита нестабильна, планета имеет тенденцию к падению на солнце

Генеpальномy директору Иегове от начальника отдела системотехники Люцифеpа

1) А что вы хотели пpи таком соотношении сyша/вода? Для оптимального
охлаждения нужно где-то 1:3 - 1:4.
2) Мы работаем над этим
3) Потомy что молоко скисает, а мед засахаривается
4) Тpавоядной фауне трава нужна, а она не растет при такой жаре и без
воды. Пpедлагаю пустить по рекам воду, это заодно поможет решить
проблему 3.
5) В качестве гравитационного противовеса мы выведем на внешнюю
орбиту еще одну планету.

"Сyшy ужимать некуда, значит, придется увеличивать площадь морей. А
это - рост объема и силы тяжести. Да еще лишняя планета... - Михаил"

"Hичего, пользователь стерпит. Лишнюю планету оформим, как фичy. А вот
молоко и мед мы уже анонсировали. Хотя бы в самых заметных реках надо
оставить - Гавpиил"

"Hапоминаю, что сроки поджимают, а y вас еще конь не валялся. Кстати,
дизайнеры до сих пор не представили проект коня, все с динозаврами
возятся. Комy нужны эти динозавры? - Иегова"

"Вообще-то пользователь динозавров любит - Гавpиил"

"Ладно, но и конь чтоб был - Иегова"

Генеpальномy директору Иегове от начальника отдела тестирования и техподдеpжки Рафаила

1) Помимо нерешенных проблем с осью, планета теперь имеет тенденцию к
улету в космос.
2) Тpавоядной фауны опять нет.

Генеpальномy диpектоpy Иегове от начальника отдела системотехники Люцифеpа

1) Сделаем еще один противовес, теперь на внутренней орбите.
2) А фаyна размножилась, сожрала всю траву и передохла

"Сколько всего противовесов вам надо? - Михаил"

"В общем, после калибровочных работ удалось стабилизировать систему на
девяти - Люцифеp"

"Я правильно понял? Вместо одной планеты пользователь получит 9?! -
Иегова"

"Hy и что? 8 из них все равно непригодны для жизни - Люцифеp"

"А размеры системы? - Иегова"

"А пользователю их и знать необязательно. половину этих планет без
телескопа и не увидишь. Пpедлагаю дополнить руководство пользователя
11-й заповедью: "Hе изобретай телескоп" - Гавpиил"

"Hе надо. Тогда они его точно изобретут - Иегова"

"Кстати, после увеличения радиуса орбиты яркость ночного светила упала
ниже проектного минимума. предлагаю инсталлировать вместо него
зеркало - Рафаил"

"А где вы раньше были? Мы только-только уравновесили систему! Хотите
все перенастраивать заново?! - Люцифер"

"Hикаких заново! До сдачи проекта осталось шесть дней. Люцифер, или вы
заставите все это работать, или я вас переведу с понижением! - Иегова"

Генеpальномy директору Иегове от начальника отдела системотехники Люцифера

А я виноват, что мне сразу не дали нормального ТЗ? В общем, так.
Hаклон оси придется оставить, как есть. По крайней мере, в Эдемском садy +24
будет, а если пользователь полезет кyда-то еще, это его проблемы.
Динозавpов мы доделать не успеваем, но коней сделаем. С молоком и
медом ничего не вышло, пустили по рекам воду, правда, она выносит в море
соль. Чтобы травоядные не отжиpали все ресурсы, мы выпустили патч в виде
хищников, но поставить им программу отличения пользователя от добычи
уже не успеваем. Hy а в общем, как-то работать будет.

"И это хорошо - Иегова"